Оставшиеся в тени
Шрифт:
Суть решения, правда, теперь изложена кратко, детали опущены или заменены ссылкой на статью устава. Но, как говорили тогда, каменной остается просвира.
«…Определением епархиального начальства. — читаем там, — состоявшимся 19 сентября 1883 года, заключено:
1. Брак поручика Николая Александровича Толстого с девицею Александрой Леонтьевной, дочерью действительного статского советника Леонтия Тургенева, совершенный 5 октября 1873 года, — расторгнуть, дозволив ему, графу Николаю Толстому, вступить, если пожелает, в новое (второе) законное супружество с беспрепятственным к тому лицом.
2. Александру Леонтьевну, графиню Толстую, урожденную Тургеневу, на основании 256 ст. Уст. Дух. Консистории, оставить во всегдашнем безбрачии.
У графа Николая Александровича довольно скоро нашлись заботники и жалельщики. Через пять лет он и брачными узами закрепил давние привязанности к нему прежней общей знакомой состоятельной вдовы Веры Людвиговны (Львовны) Городецкой.
Отношения же Александры Леонтьевны с Бостромом так и остались неузаконенными до конца дней.
Быть может, как раз в те неспокойные и одинокие январские вечера 1883 года, после отъезда Алексея Аполлоновича Бострома на тяжелое судебное разбирательство в Самару, графиня Александра Леонтьевна решила привести в порядок свою переписку.
Она перечитывала бережно сохраненные каждым из них до малого листка письма последних полутора-двух лет. Заново переживая все, разглаживая страницы, складывала по датам и подшивала. Получились тетрадки, день за днем рассказывающие о еще не отболевшем прошлом, об истории их любви, о мучительном периоде внутреннего разлада, о трудно выстраданном счастье.
У Алексея Бострома была характерная внешность. Высокий открытый лоб, густая русая борода, закрывавшая щеки, при его молодости (Бострому было тогда 29 лет) делали его похожим на разночинца-шестидесятника, какими представляла их портретная традиция. Но в лице Алексея Аполлоновича вовсе не было сурового вдохновения или непреклонности борца. Напротив, у него было тонкое, а если поприглядеться, слегка изнеженное лицо. Он был красив — сухой нос, круто изогнутые струнки бровей, проницательные, то задумчивые, то с дружелюбным юмором монгольского разреза синие глаза.
От шестидесятников в нем были смелость суждений, начитанность сочинениями Добролюбова, Писарева, преклонение перед Некрасовым, свежесть взгляда на вещи, какими бы традициями они ни были освящены. Бостром бывал смел и неутомим в отстаивании своих мнений, но при всей горячности спорить умел воспитанно и приятно. Не меньше, чем принципиальные споры, любил поимпровизировать в одиночестве на пианино. И на званых вечерах, по просьбе присутствующих, охотно пел дуэтом с кем-нибудь из барышень или дам.
Алексей Аполлонович был убежден, что на человека можно повлиять только одним — добротой. Но, как впоследствии было суждено убедиться Александре Леонтьевне, сам часто бывал не только мягким, но и мягкотелым…
Впрочем, эти недостатки Алексея Аполлоновича открылись молодой женщине много позже. А при своем появлении блестящий красавец земец, ничего не имевший, кроме небольшого отцовского хутора, но не унывающий, веселый в своей бедности, одержимый проектами невероятных новаторских переустройств, Алексей Бостром слишком выделялся среди помещиков-степняков, составлявших окружение графа Толстого.
У встретившихся однажды молодых людей оказалось много общего. Алексей Аполлонович читал тех же Бокля, Спенсера и Огюста Конта, что и находившая себе единственное прибежище в книгах порывистая и волевая графиня. Мысли у них часто совпадали…
Однако все это было уже потом. А начиналось не так…
«Она воспитывалась в местной женской гимназии, — писал о невольной виновнице последующих событий газетный корреспондент, — которая обставлена по отношению к «благонадежности» крайне благоприятно. Семь старых дев и столько же бездетных вдов охраняют священный огонь в этом храме весталок. Семейство Тургеневых всегда отличалось отменной набожностью… И с этой стороны воспитание было крайне благонравное» («Неделя»).
Отец
1
Во многих работах, посвященных А. Н. Толстому, совершенно безосновательно увеличивается степень родства матери писателя с известным деятелем декабристского движения. На сей счет уже выросла едва ли не легенда. Часто без всяких оговорок Александру Леонтьевну называют «внучкой Николая Ивановича Тургенева» (М. Чарный. Путь Алексея Толстого. М., 1961, с. 6; К. А. Селиванов. Русские писатели в Самаре и Самарской губернии. Куйбышев: Кн. изд-во, 1953, с. 107). Или пишут так: «По материнской линии Алексей Толстой — потомок декабриста…» (И. И. Векслер. Алексей Николаевич Толстой. М.: Советский писатель, 1948, с. 12; Т. Т. Веселовский. Творчество А. Н. Толстого. Л., 1958, с. 7), что также ненужная натяжка. На самом деле родство было не только крайне далеким, но и боковым. Как о том писал сам А. Н. Толстой в случае, когда требовалась документальная точность, — дед его матери «Борис Петрович Тургенев приходился декабристу двоюродным братом» (ИМЛИ, инв. № 214/153), то есть Александра Леонтьевна была декабристу, в сущности, «седьмой водой на киселе» — двоюродной внучатой племянницей (см. также: В. В. Руммель и В В. Голубцов. Родословный сборник русских дворянских фамилий. T. II. Спб. 1887, с. 550–551). По разветвленным за столетия геральдическим древам знатных дворянских фамилий кто и кому только не приходился в конце концов дальним родственником!
Слабые стороны характера деда впоследствии отразил в своих произведениях заволжского цикла Алексей Толстой. Тем не менее, как писала сама Александра Леонтьевна, отцу она была «обязана всеми семенами лучших альтруистических чувств, которые потом выросли» в ее душе.
Еще она была многим обязана книгам. Властителем девичьих дум Александры Тургеневой был ее знаменитый однофамилец — писатель И. С. Тургенев. Особенно нравились Саше тургеневские героини — самоотверженные идеалистки, романтики, характеры страстные и свободолюбивые.
И сама Саша начала свою сознательную жизнь, как и подобает тургеневской девушке, по юности лет находившейся еще в плену восторженно-книжных представлений о жизни.
Шестнадцатилетней барышней она пишет свою первую повесть «Воля», посвящая ее положению «прислуги в старом барском доме, сознавшей в себе человека». А три года спустя выходит замуж за гибнущего «в пучине порока» помещика графа Н. А. Толстого.
Об этом повороте в жизни героини, которой не исполнилось тогда девятнадцати лет, тот же осведомленный петербургский корреспондент писал: «В то время в Самаре появился молодой граф Н. Толстой, уже по одному своему званию составлявший весьма выгодную партию для любой красавицы. Он посватался к барышне Тургеневой, которая, кажется, уже в то время стала автором повести «Воля». Молодую красавицу барышню увлекла высокая идея гуманности и христианского одухотворения: ее уверили, что ей предстоит достойная миссия обуздать и укротить пылкий нрав графа, что она сможет переродить его и отучить от многих дурных привычек» («Неделя»).