Осторожно, история! Мифы и легенды нашей страны
Шрифт:
Что касается самого слова «бироновщина», то оно придумано вовсе не русскими — это выдумка еще одного немца, любимца Петра I, фельдмаршала Миниха, который с Бироном очень не ладил, а потому и сверг его вскоре после смерти Анны Иоанновны.
Сам фаворит создал в России племенное коневодство, а в 1730 году при активной поддержке Петербурга был избран Курляндским герцогом. К этому стремился еще Петр, поскольку Россия считала выгодным иметь на этом месте своего человека.
Перед смертью Анна Иоанновна назначила его регентом при своем малолетнем наследнике Иоанне Антоновиче и сделала это лично — устно и письменно, в присутствии множества свидетелей, пребывая в здравом рассудке. Что, впрочем, не уберегло Бирона от обвинения в захвате регентства.
Но хоть время и называется бироновщиной, на самом деле главной фигурой в эпоху Анны Иоанновны был другой немец —
«Эпоха этого царствования издавна уже носит наименование бироновщины. Но если подвергнуть этот вопрос беспристрастной и строгой критике, то окажется, что к такому обвинению Бирона и с ним всех вообще правительствовавших немцев недостает твердых оснований. Невозможно приписывать весь характер царствования огулом немцам уже потому, что стоявшие на челе правительства немцы не составляли согласной корпорации и каждый из них преследовал свои личные интересы, один другому завидовал, один к другому враждовал. Сам Бирон не управлял делами ни по какой части в государственном механизме».
И сейчас слово «бироновщина» остается классическим термином, который означает засилье иностранцев в жизни страны, в самом худшем смысле этого слова. С ним ассоциируются: воровство, коррупция, неэффективность, шпионаж, репрессии, разграбление казны, безумные праздники, наподобие знаменитого «ледяного дома» Анны Иоанновны на льду Невы, и так далее. И у многих людей невольно возникает параллель с 1990-ми годами, когда в Россию пришли международные структуры — Международный валютный фонд, Всемирный банк, иностранные советники, которые в 90-е годы работали, например, в Госкомимуществе у Чубайса, в Минфине, помогали создавать фонды приватизации, фонды социальных реформ, фонд либерализации внешней торговли и так далее. Очень часто звучат обвинения, что иностранцы не то советовали, неправильные рецепты предлагали и вообще грабили страну. Кроме того, существует такое представление, что после распада СССР и исчезновения «железного занавеса» в Россию хлынули всякие авантюристы, чтобы тут основательно поживиться.
Между тем есть очень большая разница между той ролью, которую Международный валютный фонд и консультанты играли в начале 90-х годов, и между тем, что обычно называют бироновщиной. Основная разница в том, что Бирон воспользовался преимуществами того, что завоевал сердце императрицы, и благодаря этому пришел к власти. А в начале 90-х годов на том месте, где раньше был Советский Союз, возникла новая страна. Она была без резервов, денег вообще в казне не было, зато было большое количество международных долгов — то есть ситуация была отчаянной.
А когда страна имеет крупных кредиторов и не имеет возможности платить по своим долгам, тогда эти кредиторы, разумеется, горячо интересуются тем, что происходит в этой стране. Поэтому сразу после того, как Горбачев поприсутствовал на саммите Большой семерки в Хьюстоне в июле 1991 года, страны Семерки стали думать, как можно собрать с России советские долги. Именно поэтому они так активно проявили внимание к впадающему в хаос СССР — Семерка главных промышленно развитых стран была очень заинтересована разобраться в российской экономической и финансовой неразберихе. Кроме того, они и поощряли таких людей, как Джеффри Сакс [10] , и других американских экспертов приехать в Россию и выяснить, что нужно сделать, чтобы помочь ей из этой ситуации выбраться.
10
Джеффри Сакс — американский экономист, один из авторов политики «шоковой терапии». С осени 1991 года по январь 1994 года был руководителем группы экономических советников Бориса Ельцина. С 2002 года — специальный советник Генерального секретаря ООН по вопросам борьбы с бедностью.
Несколько лет назад нобелевский лауреат по экономике Джозеф Стиглиц опубликовал очень известную статью о том, что намерения Запада были благородные — помочь России реформировать экономику, построить промышленность. Но при этом рецепты лечения, по мнению Стиглица, были плохие — не то делали, не то советовали, надо было по-другому действовать. Китай, который отверг западные советы и сам строил свои реформы, удвоил ВВП к началу 2000 года, а у России ВВП, наоборот, упал
Но проблема с аргументацией Стиглица состоит в том, что порой она выглядит как очень поверхностная — всегда легко критиковать постфактум и говорить, что надо было бы делать по-другому. Западные эксперты действительно недооценили масштаб трудностей, но у них, среди прочего, было недостаточно данных — они не только не знали, насколько шло падение ВВП в стране, но не имели даже точной информации о том, что производили заводы и фабрики в Советском Союзе. Поэтому им было очень трудно оценить всю серьезность ситуации после развала СССР. А кроме того, Стиглиц, да и многие другие упускают из виду самый важный критический фактор — развал вертикали структуры власти коммунистической партии Советского Союза, которая возглавляла и держала в руках страну.
В любой обычной стране есть правительство, есть министерства, есть гражданские служащие, есть центральный банк, и все это работает, государственные институты функционируют в своем рутинном режиме. Бывают трудные ситуации, но органы власти все равно продолжают работать. И эксперты, приехав в разваливающийся Советский Союз, не понимали того, что вертикаль власти исчезла. В СССР она была встроена в партийную монополию, и все важные решения санкционировались компартией. Не стало власти партии — не стало и структуры, которая принимает и проводит решения. Те же китайцы, которых обычно ставят в пример, все крупные политические и экономические вопросы решали и по-прежнему решают именно через партийную номенклатурную структуру.
Поэтому Стигиц, может быть, и прав в том, что наверно надо было начинать со строительства государственных властных институтов. Но он недооценивает, насколько критическая ситуация тогда была. Люди в провинции получали скудные продовольственные пайки по карточкам, продуктов не было. И при этом еще и структуры власти надо было строить с нуля. Разумеется, начали с того, что было более срочным, то есть со срочных экономических мер.
Еще один критик и МВФ, и Всемирного банка известный в России экономист и политик Сергей Глазьев выдвигал более конкретные обвинения в адрес МВФ, Всемирного банка и Запада в целом. В частности он говорил о том, что и МВФ, и Запад поддержали расстрел Белого дома в 1993 году, оправдывая его необходимостью продолжения реформ. В 1995–1996 годах МВФ поддержал знаменитые залоговые аукционы, когда крупные компании приобретались за кредиты, которое получало и выдавало правительство. А во второй половине 90-х МВФ поддержал создание пирамиды ГКО, крах которой в итоге и привел к дефолту 1998 года. Тем самым западные институты и эксперты поддерживали те или иные действия российского правительства, которые имели печальные последствия.
Однако надо принимать во внимание то, что основной роль иностранных консультантов в России была только в период правительства Гайдара и в ранний период кабинета В. Черномырдина, то есть в 1992–1994 годах. А потом российское правительство восстановило свою организационную структуру, пусть и в минимально возможном масштабе, и западным специалистам очень быстро было сказано: «Большое спасибо, ваши услуги хороши, но они больше нам не нужны». Поэтому в середине и второй половине 90-х годов уже именно российские лидеры и экономисты сами принимали решения. Нередко в том же МВФ в самую последнюю минуту узнавали о том, что собираются сделать в Кремле и Белом доме, а иногда и постфактум. Когда, к примеру, Виктор Геращенко провел реформу рубля в июле 1994 года, потому что ему казалось, что на Украине и в Таджикистане печатают фальшивые деньги, представители МВФ встречались с ним буквально накануне, а потом вернулись в Вашингтон и только там узнали, что за их спиной уже все провернули и у России уже новые деньги.
Примерно то же самое было с ГКО (государственными казначейскими обязательствами). Иностранные консультанты были согласны, что это неплохая идея (привлечение средств на рынке для финансирования дефицита бюджета путем выпуска долговых обязательств) — при условии, что правительство будет контролировать получение доходов, бюджетный дефицит будет сокращаться, появится более крупный рынок долговых обязательств, в котором и местные резиденты, и иностранцы могут участвовать. Это, в свою очередь, должно было создать рынок спроса, где уровень займов будет снижаться, проценты будут снижаться — и конечно для русского народа лучше, когда низкий процент по кредитам. Уже позже им стало понятно, что сама идея рынка ГКО и идея того, что можно взять дефицит под контроль и снизить процентные ставки — была слишком наивна, потому что политической воли для этого в России не было.