Осторожно! Маша!
Шрифт:
– Сережа, не начинай, - тут же заступается Ксюша.
– Я бл*дь еще не начинал, ты, Маша, скоро реально попадешь в черный список. Я тебя последний раз предупреждаю-очнись!
– Сережа.
– Ксюша, иди накрывай на стол. А к тебе, дорогая моя, с минуты на минуту зайдут гости. Мой тебе совет, голову ты конечно вымыть не успеешь, так хотя бы воспользуйся сухим шампунем. Ну и конечно сними эту чертову повязку, не позорься.
– Можешь к ней идти, правда предупреждаю тебя сразу- она убого одета, с немытой головой и не знаю, возможно все-таки не сняла свою чертову повязку. Если
– Ну, попробовать точно можно.
Поднимаюсь наверх и стою перед Машиной дверью. Вот уж никогда бы ни подумал, что придется стучать в закрытую дверь по имени Маша. Если честно, в глубине души, я надеялся, что через неделю она одумается, очнется в конце концов, но похоже, что с каждым днем в ее голове происходит очередная хрень. Не стучу, просто открываю дверь. Маша сидит на кресле, как будто ждала меня. Хотя вероятнее всего, Сергей ее предупредил.
– Привет, - первая подает голос, это, наверное, хорошо.
– Привет. Что-то ты, Машка, хреново выглядишь. Цвет лица какой-то сероватый.
– Это вероятнее всего твоя кофта серым отсвечивает. Кстати тебе она не идет. Убожество какое-то.
– И это мне говорит человек с бантом на голове?
– С повязкой! Сколько раз можно повторять?
– Одна херня. Маш, - подхожу ближе, сажусь на корточки и кладу руки ей на колени. – Может быть хватит уже? Сколько ты еще будешь заниматься ерундой? Почему просто не хочешь поговорить, а? Ведь ты же взрослая девочка, а ведешь себя как ребенок. Ну что ты опять молчишь? Я скучал. Очень.
– Вещи мои не вернул, а был очень убедителен.
– Ты меня тогда достала уже, из последних сил терпел.
– Больше не надо терпеть, видишь, я освободила тебя от пятидесятикилограммовой ноши.
– То есть ты так и будешь играть в эту дурацкую игру?
– Это не игра. Я многое поняла за это время. Вот как проснулась после наркоза так все и осознала.
– Что?
– Нельзя было так делать как я, нельзя, понимаешь?! Я сама тебе навязалась как какая-то идиотка. У тебя, наверное, просто не было шансов отказаться дальше от такой одержимой малолетки. Все, что я делала-это ужасно. Украла паспорт, притворялась больной, вешалась на тебя, подсыпала слабительное, по сути выгнала Катю из твоей жизни. Я ведь ничем не интересовалась, у меня была только одна мысль-быть с тобой. Я даже ни о ком не думала. Только о себе и о своих желаниях. Чистокровная эгоистка. Ты думаешь почему я потеряла ребенка? Это меня Бог наказал за все мои поступки!
– Я очень рад, Маша, что ты наконец-то хоть в чем-то мне призналась. Давай присядем на кровать, а то у меня ноги затекли, - беру ее за руку и веду к кровати. Присаживаюсь сам и тяну Машу на себя.
– Не надо.
– Кажется, кто-то раньше любил сидеть на коленях, разве нет?
– Это было раньше.
– Маш, не обманывай саму себя, тебе и сейчас это нравится. А теперь послушай меня внимательно. Неужели ты не понимаешь, что, если бы я не хотел, я бы не начал отношения с тобой? Я взрослый мальчик и сам решаю, что мне делать и как, и уж вряд ли кто-либо меня что-то заставит делать. Было бы полным лукавством сказать то, что ты мне не нравилась. Нравилась, но я понимал, что тебе не подхожу, понимаешь? Я тогда тебя оттолкнул не потому что ты назойливая малолетка, а потому что для тебя хотел лучшего. Чтобы ты встречалась с тем, кто тебе подходит. А дальше просто
– Нас связала беременность, Саша, теперь ее нет. Дай мне хоть сейчас поступить правильно, ведь правильно говорят, насильно мил не будешь.
– Маш, ты серьезно? Совсем ничего не понимаешь или просто прикидываешься? Разве непонятно, что я люблю тебя?
– Непонятно, - поднимает на меня свои слезливые глаза. – Повтори еще.
– Обойдешься.
– Ты это сказал потому что папа попросил?
– У тебя вообще мозги расплавились?! Что ты несешь?
– Но ты никогда этого не говорил.
– Ты тоже!
– снимаю ее с колен и встаю с кровати. – Как же ты меня сейчас бесишь, словами не передать.
– Ну прости. Как я могла это понять?
– Да уж действительно никак, я же такое говно, словами не передать. Позволь спросить, а как я должен был понять, что ты меня любишь?
– Мне кажется ты знал это с самого начала, только дурак не поймет.
– Прекрасно, мы просто идеальная пара, только страшно представить кто у нас может родиться, - и все, зачем я это только сказал? Черт, и ведь никто не тянул за язык про ребенка. – Маш, - снова беру ее за руку. – Послушай, это все ерунда, не наказывал тебя никакой Бог. Так случается, это жизнь. От этого никто не застрахован, Алина же сказала, все у нас еще будет. Только тогда, когда мы это захотим, понимаешь?
– Понимаю. Обними меня.
– То есть все, мы уже не расстаемся? Или это обними и вали отсюда на хрен, Краснов?
– Нет, просто обними. Я скучала.
– Тогда почему не отвечала мне?
– Боялась, что сорвусь.
– Ясно, Машка-дурашка.
Ложусь на кровать и тяну на себя Машу.
– Ты такой теплый.
– Ну если бы я был холодным, было бы странно, не находишь?
– Не знаю, ты же с улицы. С каких пор ты подружился с папой?
– С тех самых и это не дружба, скорее взаимопонимание. Маш, с тобой связывалась моя мать?
– Она приходила сюда пару дней назад.
– Значит ты знаешь, что она сделала?
– Знаю. Она сама призналась. Она очень сожалеет.
– Сожалеет, что проткнула презервативы?!
– Нет, она сожалеет, что так получилось. Саш, мне стало ее очень жаль. На самом деле она очень одинока, да она не права, что так сделала, но и ее можно понять.
– То есть ты ее оправдываешь?!
– Нет. Просто понимаю и не держу на нее зла, пожалуйста, прости ее и ты, ведь у нее никого нет кроме тебя. А если ты еще с ней перестанешь общаться, как и с отцом, что же из этого выйдет?
– Я пока не готов к этому. Она поступила отвратительно, удивляюсь как она раньше этого не делала.
– Я ей просто сильно понравилась, - впервые за все время Маша начинает открыто смеяться. – Говорит, как только меня увидела, поняла, что я стану ее невесткой.
– Так ты поэтому ее простила? – поддеваю Машу.
– Дурак! Мне просто по-человечески ее жаль. Она совсем одна, ты для нее много значишь. Обещай, что помиришься с ней.
– Ты думаешь, что будешь веревки из меня вить? Нет, дорогая, не наглей. Всему свое время. Пока я не готов к ней бежать с объятьями, мне надо остыть.