Осторожно! Влюбленная ведьма!

Шевцова Наталья

— Да верю я тебе, верю, — недовольно буркнул ректор. — Твою Гиннунгагап! Убийство! Убийство на территории моего университета! — запричитал он, смирившись, наконец, с тем, что это не шутка, а самая что ни на есть неприятная и безрадостная реальность. — Что ты там ещё сказал? — переспросил он. Но он тут же сам вспомнил. — Ах да! Да, разумеется, вызывай особый отдел! Алекс, ты сказал, что убийство ритуальное, — вдруг осенила его ещё более ужасающая мысль, — но ты же не имел в виду, что…

— Имел, — мрачно подтвердил

Алекс. — Убийство вне всяких сомнений совершенно пришельцем из Потусторонья, — спокойно сообщил он, уже заранее готовый к очередному шокированному возгласу шефа.

— Что-ооо?! Но ка-ааак?! Твою… Ладно, не по телефону! И ладно, дождись сначала людей из особого отдела, но затем… Затем, Алекс, немедленно дуй ко мне! И я жду от тебя подробного отчёта, как, демон подери, это вообще оказалось возможным, чтобы неизвестная потусторонняя тварь прикончила нашу студентку на территории нашего же университета! За безопасность которого, между прочим, отвечаешь ты!

[1] Саббатикал — творческий отпуск, обычно длящийся от трех месяцев и до одного года, в который уходят научные сотрудники, например, с целью заняться научным исследованиями.

Эпилог

Семь лет назад…

Долгая арктическая ночь укрыла белоснежные покровы бескрайних северных равнин, толстые же льды в свою очередь скрыли под собой синеву и глубину океана. Мороз в этих краях стоял такой, от которого крошился камень. И, тем не менее, ледяной посох Владычицы был куда более страшным оружием. Ибо удар её ледяного посоха мог не только раскрошить камень, но и устроить снежную бурю и обрушить небеса. И тогда в приграничные с Нифльхеймом миры приходили особенно лютые морозы и обильные снегопады, а в миры, более отдаленные — затяжные дожди и ураганы.

Страшное оружие, но не непобедимое и не безотказное… О чём Её Смертейшество не переставала сокрушаться и кручиниться. Ибо как ни огромна была мощь её Посоха — она всё же была ограниченной и по радиусу поражения и по длительности своего воздействия. Что было бы ещё ничего, если бы на восполнение израсходованной Посохом энергии, в зависимости от уровня оставшегося в нём магического резерва, не уходили годы, столетия, а то и тысячелетия…

Хель стояла, в задумчивости, перед своим ледяным троном, возвышавшемся на ледяном пьедестале, к которому вела опять же ледяная лестница.

И первое, и второе и третье было столь тонкой и изысканной работы, что казались невесомыми и хрупкими. Диковинные узоры-кружева украшавшие трон, пьедестал и лестницу были столь великолепными и неповторимыми по своей форме и содержанию, что только за одно право увидеть их многие мастера стекольного дела продали бы свою душу.

Громадный тронный зал был погружен во тьму. И лишь на трон и саму Владычицу сквозь громадное витражное окно падал свет северного сияния,

укутывая ледяную деву, словно в палантин, в оттенки фиолетового, зеленого и отблески красного цветов.

Во тьме с потолка тронного зала свисали огромные ледяные люстры, каждая льдинка-подвеска которых, в зависимости от света, который на неё падал, своей красотой могла бы поспорить с любым из самых бесценных драгоценных камней. Что же до завитушек, то им в мире людей не было равных и вовсе.

Хранил, однако, в себе этот зал и страшные тайны.

Под ледяным его полом лежали тысячи и тысячи человеческих черепов, красные глазницы которых были обречены вечно следить за тем, что происходи в тронном зале.

В стены же тронного зала были вмурованы бесчисленное количество людей, погруженных в вечный полусон-полубодрствование. Их позы говорили о том, что они до последнего боролись за свободу и пытались освободиться от ледяного рабства.

Теперь же и они тоже соглядатаи. Они служат Владычице в призрачной надежде, когда-нибудь получить назад свою свободу, свою жизнь…

Хель в задумчивости двинулась по направлению к своему трону, и стук её каблучков породил мелодичный перезвон, подобный тому, какой издают набатные колокола.

Это был одновременно и торжественный звук, и печальный. Это был звук абсолютной чистоты, но и бесконечного, замогильного холода. И от того, от этого звука у живых людей стыла кровь в жилах и перехватывало дыхание.

Внезапно двери зала распахнулись, и в них появился тот, кого она ждала.

— Вы опоздали! — раздраженно приветствовала она гостя, и звук её голоса отразился от стен звоном разбитого стекла.

— Не правда, — ничуть не смутился гость. — Я прибыл секунда в секунду.

— Ладно, — отмахнулась Хель. — Сделаю вид, что верю тебе, — с явным одолжением в тоне, сообщила она и тут же перешла к делу. — Что ты знаешь, об Александре Каролинге? — поинтересовалась Хель, и звук её голоса отразился от стен перезвоном сотен хрустальных подвесок.

Локи Лаувейcон пожал плечами и усмехнулся.

— Тоже что и все, а что?

— А то, что потрудись узнать всё! — зло гаркнула ледяная дева. Вспышка её злости понизила температуру в зале ещё на несколько градусов, покрыв гостя толстым слоем инея.

У соглядатаев в стенах была не так-то много развлечений и потому их рассмешило то, как всполошился и подскочил гость. От их дружного смеха задрожали стены, и с потолка посыпался снег.

Гость, впрочем, довольно быстро пришёл в себя. Активировал внутренний огонь и покрывавший его толстый слой инея — даже не растаял, а испарился.

— Я мог бы потрудиться, — с чарующей улыбкой на губах, закивал Локи. — Однако, прежде, я хочу узнать, что мне будет за мои труды? И ещё неплохо было бы узнать, что именно вас интересует?