Остроумие мир. Энциклопедия
Шрифт:
— Кто это такой, порядочный ли он человек?
— Ну где там, ему далеко до полной порядочности. Ему для этого не хватает тысяч пяти или шести.
* * *
Один в высшей степени пустой и тщеславный франт явился к банкиру Жюлю Эркю и просил руки его дочери. В самой своей речи он уже давал понять, что нисколько не сомневается в успехе своего ходатайства. Закончил же он такими словами:
— Сударь, я льщу себя надеждой, что предложение такого человека, как я, будет вами принято благосклонно.
— Да, милостивый государь, — отвечал Эркю, — вы действительно льстите себе.
* * *
Английский философ Бэкон говаривал, что для женитьбы
Эркю держался совсем иного взгляда. Как только сын его подрос, он сейчас же начал деятельно хлопотать о том, чтобы его женить. Друзья указывали ему на молодость и незрелость юноши, советовали обождать, дать малому время образумится.
— Ну нет, — отвечал им отец. — Дожидаться, пока он образумится, так это надо все дело бросить. Образумится, с какой же стати он женится!
* * *
Жюль Эркю оставил завещание, в котором, между прочим, было выражено желание, чтобы труп после смерти был вскрыт. «Ибо, — говорилось в завещании, — я непременно желаю знать причину моей смерти».
* * *
Рассказывают, что парижский актер Поль Теньер, остановившийся в гостинице, заказал двум сапожникам по паре сапог и приказал им принести заказы к себе в гостиницу — одному в 9, другому в 10 часов утра. Когда явился первый сапожник, Теньер одобрил левый сапог, а правый велел унести обратно, что-то в нем поправить и принести обратно ровно в 6 часов вечера. Денег, конечно, не отдал. После того явился другой сапожник. У этого он одобрил правый сапог, а левый велел поправить и принести в 6 часов вечера. «Деньги тоже после, — сказал он, — когда принесешь другой сапог». Таким образом, у него составилась добрая пара даровых новых сапог, с которой он и поспешил улизнуть из гостиницы, разумеется, задолго до 6 часов вечера.
* * *
Испанский дворянин, весь насквозь пропитанный обычной гордостью испанских идальго, однажды ночью постучался в какую-то гостиницу, собираясь переночевать там. На оклик хозяина: «Кто там?» — он отвечал:
— Дон Хуан-Педро-Хернандес-Родриго де-Вальянова, граф Малафра, кавалер Сантьяго и Алькантара.
— Где же нам поместить столько народа, у нас и для одного едва найдется место, — проворчал хозяин, отхода от ворот.
* * *
Какой-то господин, большой охотник до живописи, во что бы то ни стало желавший прославиться как живописец, на самом же деле только пачкун, вздумал сам расписать потолок в своем доме и сейчас же возвестил об этом всех, в том числе известного художника Тулуз-Лотрека.
— Я сначала побелю потолок, — говорил он. — А потом по белому фону сам собственноручно распишу его.
— Знаете что, — посоветовал ему Тулуз-Лотрек, — вы лучше сначала распишите потолок, а потом его хорошенько забелите.
* * *
По поводу известного библейского силача Самсона, убившего льва ослиной челюстью, существует несколько анекдотических рассказов. Приводим один из них. Несколько мальтийских рыцарей беседовали между собой о притеснениях христиан турками и о том, что надо идти на неверных войной. В числе собеседников был один рыцарь, по имени Самсон, человек очень маленького роста и весьма тщедушный на вид. Один из компаньонов, желая над ним пошутить, сказал:
— Что нам бояться турок, когда между нами есть Самсон, который один перебьет целое войско!
Эта выходка вызвала дружный смех. Однако желчный карлик не смутился и тотчас
— Конечно, перебью, как библейский Самсон, но только для этого мне нужна ваша челюсть.
* * *
Французский писатель Эжен Леруа добивался чести попасть во французскую академию. Им была написана какая-то историческая книга, которая и составляла то, что французы называют «литературным багажом кандидата». Это произведение, как он надеялся, и должно было открыть перед ним врата святилища науки. Он, конечно, озаботился вручить экземпляр своей книги академикам, на голоса которых рассчитывал при своей баллотировке. Через некоторое время он зашел к одному из этих академиков, чтобы узнать его мнение о своей книге.
— Я прочел вашу книгу, — сказал ему академик, — и нашел в ней много верного и много нового. Но только вот в чем беда: все, что в вашей книге есть верного, то не ново, а что в ней есть нового — то неверно.
* * *
Студент-медик сдавал экзамен. Профессор Лерже, тогдашний светило медицинской науки, спросил его, какими средствами будет он вызывать у больного испарину. Студент назвал несколько потогонных средств.
— Ну, а если эти средства не подействуют?
Студент назвал еще несколько средств. Но профессор Лерже вновь задал ему тот же вопрос. И эта игра повторилась несколько раз, так что самого экзаменующегося ударило в пот, а профессор все повторял свой вопрос:
— Ну, а если это не подействует, тогда что?
— Тогда я пошлю своего больного к вам на экзамен! — воскликнул приведенный в отчаяние студент.
* * *
Однажды на большом океанском пароходе, шедшем из Европы в Америку, ехала большая оперная труппа, законтрактованная директором в театр Нового Орлеана. Выдалась тихая погода, певцы, до того времени истязаемые морской болезнью и лежавшие на своих койках, вышли на палубу и от нечего делать стали пробовать голоса. Запел сначала один и оказался тенором. Вслед за ним затянул арию другой — тоже тенор. Потом третий, четвертый, пятый… И все тенора. Вышло, что импресарио Марнеф пригласил в одну в ту же труппу пять теноров. Все они тотчас же налетели на него с криками, упреками и угрозами, потому что он каждому из них при найме гарантировал, что у него не будет соперников на сцене.
— Господа, успокойтесь, пожалуйста, и выслушайте меня, — урезонивал их импресарио. — Я дал вам обещание и хорошо помню его, будьте спокойны. В первую же неделю по прибытии в Новый Орлеан до меньшей мере двое из вас схватят желтую лихорадку и умрут. Так что, из пяти останется уже только трое. Затем, пока будут идти репетиции, желтая лихорадка унесет еще двоих, и останется только один. Так чтот, мои обещания вполне и оправдаются. Поверьте, я очень хорошо знал, что говорил. Я человек опытный.
* * *
Марнеф однажды услышал рассказ о том, что содержатель трактира дал пощечину своему посетителю, а тот притянул его к суду, и трактирщика присудили к штрафу в 10 экю. Марнеф старательно расспросил обо всех подробностях дела, вообще удостоверился в полной справедливости рассказа. После того он направился к этому самому трактирщику, поселился у него, жил, ел и пил три дня и задолжал шесть экю. Затем потребовал счет и, просмотрев его, сказал хозяину: «Ну, сударь мой, я должен вам признаться, что у меня нет ни су. Но мы с вами можем рассчитаться вот каким манером. Вы знаете по собственному опыту, что пощечина стоит десять экю. Итак, дайте мне пощечину, а затем вычтите те шесть экю, которые я вам должен, а мне пожалуйте четыре экю сдачи».