Остров Беринга
Шрифт:
Глава 4
Камчатка
– Эт-то еще кто?! – Савва Стародубцев ткнул Лорку локтем. – Глянь-ка, Лаврентий Ксаверьевич, не знаком ли тебе оный фрукт? Ты у нас от самого Петербурха в экспедиции, всяких птиц заморских повидал. А уж этого, раз узрев, вовек не забудешь!
Лорка, уловив в густом басе Саввы не только издевку, но и изумление, тоже прилип к узкому окошку.
А зрелище и в самом деле было необычайное.
По колено в непролазном снегу, выпавшем в одну ночь после вчерашней метели, с трудом вытягивая из него длинные худые ноги в высоких сапогах, шествовал на редкость несуразный человек с длинным немецким лицом, в очках и волочащейся
16
Камлея – ительменская шуба до пят на оленьем меху.
– А-а! – Лорка заулыбался. – Это же адъюнкт [17] Стеллер! Не думал я, что ему удастся нас догнать!
– Стало быть, знакомец! Кто таков?
– Преученый человек. – Лорке довелось столкнуться с оным адъюнктом всего раз несколько, но того и вправду не позабудешь. Еще больше ходило о диковинном немце разных слухов. – Из Петербурга его прислали земли наши изучать, да зверей всяких, да травы и деревья разные.
– Тьфу, разве ж можно за такой безделицей казенную деньгу растрачивать? – сплюнул Савва. – Жалованье-то немчуре, поди, изрядное положили.
17
Адъюнкт – лицо, проходящее научную стажировку, помощник профессора.
Лорку, как всегда, резануло это «немчура». Пора бы уж вроде привыкнуть, а все звенело в ушах противное: «Немчура, немчура, уходи со двора!»
– Отец сказывал, в Петербурге ученым людям большой почет, – резко сказал он. – Потому как, прежде чем на большое дело идти, его со всех сторон обдумывать надобно. Вот и послали людей разных – одни по морскому делу обучены, другие горняцкому. Этот вот зверей и трав знаток.
– И к чему нам тут такой ученый дурень? Глянь какой дыхлец [18] , – в этих местах какой с него толк?
18
Дыхлец (стар.) – тщедушный, болезненный человек.
– Это как Иван Иванович разрешит. – Лорка раздраженно дернул плечом.
О Стеллере много болтали разного, – что он-де, водки пьет много, зверей потрошит и шкуру с них живьем спускает. Но смешной этот нескладный человек, как и Овцын, отчего-то нравился Лорке.
Дверь без стука распахнулась. Адъюнкт Стеллер со товарищи ввалился в избу. Бесцеремонно, не стряхнув снега с сапог и полы, уселся на лавку и привалился к печи:
– Уф-ф! Хорошо-то как! – на чистом русском сказал он. По его лицу расползалась довольная улыбка. – Нет ли у вас, люди добрые, чарочки усталым путникам поднести?
– Нету, – буркнул Савва, наблюдая за гостем исподлобья.
– Жаль, – не обращая никакого внимания на его недружелюбный тон, сказал Стеллер. – Эй, Федор! – обратился он к своему попутчику-якуту. –
– Смотри, братец, как бы каблуки твои немецкие вместе с копытами не отвалились, – буркнул Савва.
Стеллер, нимало не обидевшись, расхохотался.
– Вот за что вашего русского брата люблю, так за прямоту! – отсмеявшись, сказал он. – Тому четвертый годок, как я покинул град Петров и в земли сибирские прикомандирован. Довелось хаживать маленько. В бытность в Иркутске в земли баргузинские с экспедицией ходили немало, а морозец там, доложу я вам, нынешнего покрепче.
– Так уж и покрепче? – усомнился Савва. – Бывал я на Иркуте и на Обь ходил, да там такого нет. Здесь же до костей пробирает!
– Мороз морозу рознь, – назидательно подняв палец, сказал Стеллер. – А я делами служебными замеры делал. У большой воды меньше счисление выходит, хоть и так же кажется. Но коли мороз сухой, да ветра нет, телу-то приятней. А здесь с моря сквозит изрядно, потому и пробирает. А вон погляди на море. Бухта ото льда свободна вовсе, а на Байкале в это время лед уже в сажень.
– И то верно, – неохотно согласился Савва. Хоть и посверкивал он глазами на немца, но Лорка сразу понял, что тот ему пришелся по душе.
– А по какому делу к командору? – рискнул спросить осмелевший Лорка.
– По самому наиважнейшему, – гордо сказал Стеллер. – Поплыву я с командором проход из Азии в земли американские искать.
Сказал он это так, будто одного его и дожидались, и Савва с Лоркой прыснули.
– Хорошая у нас будет компания, герр [19] , – ухмыльнулся Савва. – С тобой не соскучишься.
– Неужто попутчика Бог послал! – Стеллер вскочил и принялся радостно трясти руку Саввы. – А это сынок твой?
19
Herr (нем.) – вежливое обращение, господин.
– Это юнга пакетбота «Святой Петр». Ксаверия Вакселя сын Лаврентий.
– Лейтенанта Вакселя? – Стеллер почесал лоб, откуда из-под шапки, которую он и не подумал снять, потекли уже струйки пота. – Постойте-ка, помню я Вакселева мальчонку. Белобрысый такой, шалун! Да как это ты так быстро вырос?
В его словах было столько искреннего изумления, что Лорка едва снова не прыснул.
В следующее мгновение Стеллер горячо тряс руку и ему.
– Стало быть, старый друг! А как русские говорят, старый друг лучше новых двух! Вот так удача!
Дверь снова распахнулась, и вернулся якут Федор.
– Господин Георгий, вас начальник Иван Иванович ожидать будет скоро и проводить к нему немедля велел.
– Иду, спешу! Ну, братцы, еще свидимся! – И вместе со своей примечательной свитой Стеллер удалился, что-то под нос бормоча.
– Ученый человек, немец, а поручкаться не зазнался, – заключил польщенный Савва. – Обрусел.
– …И когда начинается ход горбуши, камчадалы роют в земле большие ямы, наваливают туда рыбу доверху, и там она гниет и киснет, – рассказывал Стеллер. – А потом в течение зимы превращается в нечто похожее на слизь, и слизью этой кормят собак. Ежели же зимой открыть такую яму с кислой рыбой, от нее зловоние поднимается на четверть мили, не меньше. Хотя сами ительмены такую кислую рыбу едят не хуже собак, да и некоторые казаки, я видывал…