Остров без сокровищ
Шрифт:
Так что доктор Ливси, боровшийся против мясника и палача Шотландии Кумберленда, никак не мог быть для Стивенсона изменником… А вот «канонический» Ливси, служивший под командой мясника… О таком факте в биографии симпатичного персонажа автор-шотландец просто не стал бы упоминать. Эпоха полна войн и сражений, недолго подобрать для биографии героя битву, никак не связанную с именем герцога Кумберлендского.
Хотя отрицательными чертами доктор и наделен, большая авторская симпатия к нему хорошо ощущается. Ну так и Джон Сильвер не ангел с белыми крыльями. Однако и ему автор симпатизирует…
А к персонажам-шотландцам испытывал особую слабость.
Мы уже не раз вспоминали «Владетеля Баллантре» – самый глубокий, самый трагичный и пронзительный роман Стивенсона.
Центральная аллегория там проста: два главных персонажа, два абсолютно непохожих друг на друга брата символизируют Англию и Шотландию.
«Правильный» брат, лорд Генри – символизирующий Англию – все делает как надо. Он и в гражданской войне выбрал правильную сторону ганноверской династии, и законопослушен, и семьянин отличный, и в делах честен, и вообще… Только навевает персонаж сначала уныние и скуку, а потом – из маленьких черточек, полутонов, намеков – вырастает просто-напросто читательское омерзение и ожидание, что сотворит-таки этот тип в конце концов нечто запредельно мерзкое. Лорд Генри ожидания оправдывает, совершает расчетливое и гнусное братоубийство руками нанятых бандитов.
«Неправильный» брат, Баллантре, – символ Шотландии – мятежник-якобит, авантюрист, играющий в орлянку со смертью, при оказии даже пират. Нарушает слово, и соблазняет чужих жен, и моральными препонами не стеснен… Но обаятельный, черт возьми, симпатичный. Дерется – не раз и не два – за обреченное дело и никогда не сдается, совсем как шотландские горцы под Куллоденом.
Вот, собственно, вся суть отношения Стивенсона к правильным английским джентльменам и к «своим» шотландцам – они, конечно, непутевые, заплутавшие в лабиринтах большой политики, и вляпавшиеся в грязь и кровь в этих блужданиях… Но все же свои.
А с кого брать пример юношам, обдумывающим житьё…
Пусть юноши сами решают.
Глава двадцать вторая
Утро перед битвой
Едва Джим Хокинс успел проснуться, как немедленно оказался в гуще событий: к блокгаузу явился Джон Сильвер под белым флагом. Не капитулировать, естественно, – на переговоры.
В результате Джим был вынужден делать два дела одновременно: участвовать в переговорах в качестве пассивной стороны (проще говоря, слушать беседу Сильвера и капитана) и одновременно страдать от голода, не позавтракав. По этой причине, или по иной, но очень многое Хокинс в переговорах пропустил. Или же не пропустил, но не пожелал сообщать нам по тем или иным причинам.
Лакуны в повествовании Хокинса о переговорах видны невооруженным глазом. Очень уж не состыкованы реплики в разговоре, очень резко и без причин меняется поведение собеседников…
Рассмотрим все по порядку.
«Сильверу было мучительно трудно взбираться по склону холма. На крутизне, среди сыпучего песка и широких пней, он со своим костылем был беспомощен, как корабль на мели. Но он
– Вот и вы, любезный, – сказал капитан, подняв голову. – Садитесь.
– Пустите меня в дом, капитан, – жалобно попросил Долговязый Джон. – В такое холодное утро, сэр, неохота сидеть на песке».
На первый взгляд странный скачок: Сильвер мужественно преодолевает трудный путь, чтобы тут же жалобно проситься в дом… Пришел к врагам на переговоры – так и общайся с ними достойно и твердо, нечего скулить под дверью, как замерзшая собачонка. Не Арктика, не покрылся бы сосульками Сильвер за недолгий разговор.
Но в этом моменте Хокинс ничего не упустил. Стоит немного поразмыслить, неясность исчезает. Сильвер не просто переговорщик, он еще и разведчик, попасть внутрь блокгауза ему жизненно важно.
Накануне, обстреливая крепость из пушки, Израэль Хендс сумел-таки однажды накрыть сруб прямым попаданием. «Одно ядро пробило у нас крышу и пол», – свидетельствует доктор.
Сильвер должен был оставить наблюдателя, следящего за обстрелом издалека, например с вершины сосны. Глупо тратить в больших количествах боеприпасы и совершенно не интересоваться результатами канонады. Про ядро, угодившее в блокгауз, Долговязый Джон знал.
Удачное попадание вполне могло уменьшить гарнизон на два-три человека. А это дает совсем другой баланс сил, осажденные после таких потерь обороняться толком не смогут и можно прессовать их на переговорах, как душе угодно.
И Сильвер, отложив в сторону гордость, жалобно просится внутрь. Вдруг там пара убитых и тяжелораненый?
Но капитан Долговязого Джона внутрь не пустил, да еще и уселся в дверях, перекрыв проем. Либо Смоллетт вспомнил про угодившее в сруб ядро, либо проявил осторожность на всякий случай.
Сильвер в блокгауз не попал и остался в неведении. На самом деле все целы и невредимы, но главарь мятежников мог о том лишь догадываться.
Одноногий продолжает свои попытки. Он видит Джима и доктора Ливси, тоже подошедших к двери и остановившихся за спиной у капитана. Теперь дверной проем полностью перекрыт, кто еще есть внутри, не разглядеть. Сильвер забрасывает удочку: «Да вы тут все в сборе, словно счастливое семейство, если разрешите так выразиться…»
Ливси и капитан – твердые орешки, но юный Хокинс мог бы и сорваться в ответ на такой пассаж, если бы в блокгаузе и в самом деле оказались убитые ядром.
Опять не выгорело. Хокинс не сорвался и ни в чем пиратов не обвинил.
И тогда Сильвер совершил ошибку… Невольную, вызванную недостатком информации. Поведал о партизанской вылазке Бена Ганна, об убитом в результате пирате. Сильвера можно понять: будь он хоть трижды предусмотрителен, но такое: наличие на острове робинзонящего экс-пирата, готового немедленно обратить оружие против былых коллег, – не предугадать никому. Разве что Ванга-провидица смогла бы предусмотреть подобный вариант.