Остров Блаженных

Антонов Сергей Валентинович

Ну и бес с ним. Даже если внизу живут крокодилы, им его не достать.

Толик поднял глаза и продолжил путешествие. Через минуту рука его коснулась глинистой стены. Чтобы вскарабкаться на бровку оврага, пришлось цепляться за оголенные корни дерева, росшего на краю.

– Фу-у-у! – Толик сел и махнул рукой Носову. – Давай, Коля! Все нормально.

Первой на сосну запрыгнула ласка. Для нее переправа оказалась сущим пустяком. Карлик тоже не ударил лицом в грязь, полностью оправдав свою кличку. Томскому лишь пришлось подать Вездеходу руку, когда тот добрался до склона.

Проблемы начались после того, как на ствол ступил Хрум. Его вес оказался чересчур большим. Ствол вздрогнул, стоило йети

сделать всего один шаг. Когда он добрался до середины, верхушка сосны медленно поползла вниз, прочерчивая глубокую борозду в глине. Толик и Носов затаили дыхание, но к счастью, верхушка зацепилась за еще один выступ.

Хрум был совсем близко, когда произошло непоправимое. Иссушенный годами ствол переломился с душераздирающим треском. Корни удержали нижнюю часть сосны, а крона ее рухнула вниз. Однако за мгновение до того, как это произошло, йети успел прыгнуть и вцепиться в склон. Сопя от натуги, подтянулся и одним рывком выбросил свое громадное тело на край оврага.

– Хру-у-у-ум!

– Вот это прыжок, Толик! Ты видел? Нет, ты видел?!

– Ему бы в цирке выступать. – Томский несколько раз хлопнул в ладоши.

– Хру-у-ум!

На этот раз боевой клич бигфута не остался без ответа. Со дна оврага послышался плеск и рев. Хрум приблизился к краю, заглянул вниз. Затем отыскал приличных размеров камень и швырнул его в ручей.

– Хрум!

– Хрум не хрум, а сваливать отсюда надо как можно быстрее, – подытожил Вездеход. – Темнеет, а то, что ползает по дну оврага, может взобраться и наверх. Лично я не хочу встречаться с тем, кто имеет такую глотку. Пойдем, Толян. Отыщем местечко для привала.

– Да, потопали. Знаешь, о чем я думаю, Коля? До Жуковки мы, может быть, и доберемся, а назад как?

– Хватит делить шкуру неубитого медведя, Томский. Бог не выдаст, свинья не съест.

Прошло около получаса, прежде чем удалось отыскать место для привала. Это был невысокий холмик слишком правильной формы, чтобы иметь природное происхождение. Когда Толик взобрался на него, то увидел с одной стороны часть дорожки из потрескавшихся бетонных плит и прямоугольное отверстие, явно служившее входом в какое-то помещение. Судя по тому, что большая часть сооружения находилось под землей, оно могло быть землянкой или блиндажом. Томский поделился своими соображениями с Вездеходом.

– Откуда в парке блиндаж? На кой он тут нужен?

– Не знаю. Может, тут был какой-нибудь артиллерийский полигон…

– Ага. Ты еще скажи, что под нами гаубица спрятана. Чем исследованиями заниматься, собирай-ка лучше дрова.

Вскоре на холме весело пылал костер. Томский и Носов сидели, грея у огня озябшие ноги. Хрум доедал свою змею, не забывая угощать Шестеру. Потом решил позаботаиться и о людях – дал Толику и Коле по куску мяса. Вездеход с сомнением повертел угощение в руках и, улучив момент, когда йети отвернулся, швырнул мясо в костер. Томский тоже не собирался есть змею, но и выбрасывать ее не собирался. Он насадил мясо на ветку, обжарил на огне.

– Хрум. Попробуй-ка это…

Бигфут запихал мясо в рот, пожевал и с отвращением выплюнул.

– Приверженец натуральной пищи, – рассмеялся Носов. – Жрет то, что полезно, потому и вымахал с колокольню. Спать на голодный желудок, конечно, не рекомендуется, но выбора у нас нет. Дрыхни, Толик, а я подежурю. Через пару часов разбужу.

Вездеход положил автомат на колени и уставился на пламя. Йети растянулся на земле, а Шестера свернулась калачиком у него на груди. Толику идея Шестеры понравилась, и он тоже прислонился к теплому боку бигфута.

Несмотря на относительный комфорт, Томский никак не мог уснуть, а когда удавалось погрузиться в некое подобие забытья, начинали сниться всякие мерзости и кошмары, сливаясь в некий сумасшедший

калейдоскоп. Он пытался отобрать у Хрума змею, и они тащили ее каждый к себе так, словно соревновались в перетягивании каната. Ноги Толика скользили по грязи, и он сам не заметил, как оказался на краю оврага. Йети отпустил змею, и Томский полетел вниз. Из ручья навстречу ему тянулись головы птеродактилей, а воду вокруг них вспенивали воду пираньи. Вместо того, чтобы упасть в ручей, Толик шлепнулся на рельсы в туннели Метро и оказался окруженным людьми со своей станции. Все они толпились вокруг чего-то, что Томский не мог видеть. Он пытался протиснуться через толпу, но всякий раз его оттесняли в сторону. К нему подошел Русаков. Сочувственно похлопал по плечу.

– Не получается? Ну и не надо. Незачем тебе на это смотреть. Мы похоронили их в одной могиле.

– Кого?!

– Елену и твоего сына. Ты ведь не успел вовремя раздобыть лекраство.

– Какая чушь! Прошло всего двое суток, и я уже на подходе к Жуковке.

– Гм… Значит, мы ошиблись. Эй там, не надо зарывать могилу!

– Поздно! – ответил Русакову знакомый голос. – Уже сделано. Не спасешься от доли кровавой, что земным предназначила твердь…

Расталкивая толпу, появился Краб. В руках его была лопата с налипшими на штык комьями черной земли. Увидев Толика, Краб улыбнулся:

– Но молчи: несравненное право – самому выбирать свою смерть…

Туннельное эхо подхватило последнее слово.

– Смерть! Смерть! Мерть! Ерть…

Томский проснулся от того, что его тормошил Вездеход.

– Твоя очередь заступать в караул. У меня уже глаза слипаются.

– Покемарь, Коля. Я уж выспался.

– Окей. Прилягу и я под теплый бочок обезьянки.

Толик подбросил в костер веток. Посидел, любуясь языками пламени минут десять. Потом вспомнил о двери внизу. Времени до утра полно, так почему бы не осмотреть блиндаж? Гаубицы он, конечно, там не найдет, но… А вдруг наткнется на что-то полезное? «Прав все-таки Вездеход. Тебя, Толик, хлебом не корми, а дай наисследоваться вволю и найти побольше приключений на свою многострадальную попу…»

Томский проигнорировал голос осторжности. Выбрал из запасенных дров ветку покрупнее и посмолистее.

Пока Толик поджигал свой факел, из-за туч выглянула луна. Свет ее посеребрил верхушки деревьев, сделав джунгли, в которые превратился Ромашковский парк, вполне симпатичными.

– Смотри, луна, влюбленная в безумных, – тихо произнес Томский. – Смотрите, звезды, стройные виденья. И темный Нил, владыка вод бесшумных, и бабочки, и птицы, и растенья…

Сделав лирическое отступление четверостишием любимого поэта, Анатолий спустился с холма, постоял перед входом в блиндаж. Ничего подозрительного не увидел и начал спускаться по бетонным ступеням. Свет факела выхватил из темноты квадратное помещение. Некогда стены его были укреплены бревнами, которые давно превратились в труху. Потолок обвалился не полностью благодаря четырем бетонным стойкам. На земляном полу стелились увядшая трава и жесткий серый мох. Ничего особенного, если не считать позеленевшей и скукожившейся мужской туфли. Узкий и низкий дверной проем на боковой стене вел в следующее помещение. Оно оказалось раза в два больше, а пол был изрыт так, что на нем не осталось живого места. Томский насторожился. Ни травы, ни мха. Интересно, куда они подевались? Одно из двух: или климатические условия в помещение блиндажа резко отличались, что маловероятно, или кто-то копался здесь совсем недавно. Факел вспыхнул ярче, и Толик увидел яму в дальнем углу. Нору диаметром в полметра. Но не это было главным, а четкий отпечаток большой лапы. Можно было различить три кривых пальца, следы перепонок между ними и когтей. Судя по глубине отпечатка животное имело приличный вес.