Остров Буян
Шрифт:
— По усам текло, а в рот не попало, — дополнил фюрера Цезарь.
— Вы только нас не перекусайте, почтеннейший Вадимир, — заискивающе попросил Закревский. — Я ведь всего лишь подручный при благородном отце.
— А кто у нас благородный отец? — удивился я.
— Гай Юлий Цезарь, естественно, — пояснил мне актер. — У Гитлера, как вы знаете, детей не было. Вас что же, даже с сюжетом не ознакомили?
— Увы, — развел я руками. — Всё спешка, спешка.
— Вот это организация процесса, я вас умоляю, — возмутился Закревский. — Выталкивают человека на сцену, не объяснив ему сверхзадачу спектакля. Значит, так, молодой человек: вы Ромео, она Юлия из рода Юлиев. Девушка влюбилась
— А кто победит? — полюбопытствовал я.
— А черт его знает, — пожал плечами Закревский. — Финал у этого спектакля остался открытым. Тот же господин Варлав лишь загадочно улыбнулся в ответ на мой вопрос.
— Дешевая мелодрама с элементами фарса, — сделал я свой вывод.
— А я что говорю, — вздохнул Закревский. — Поручили бы дело профессионалам. А то ведь сюжетец — полное фуфло. Репетиций не было. Изволь играть с листа. Ну я-то ладно, уж фюрера как-нибудь слеплю. А вот у Вацлава Карловича очень сложная роль. Какая гамма чувств и переживаний! Это же надо сыграть. А он первый раз на сцене. Да, не забудьте переодеться, молодой человек. Костюм, правда, не Ромео, а герцога Орсино из «Двенадцатой ночи», но ведь и вы не юноша.
Скажу откровенно, я так и не понял, зачем Варлаву понадобился этот дурацкий спектакль. Что и кому он собирался этим доказать? Может, в этом была какая-то хитрость, какой-то отвлекающий маневр? Ведь собрал он на сцене почти всех людей, побывавших в Вавилонской башне, за исключением Борщова и покойного Чарноты. Впрочем, покойный Чарнота тоже был здесь, но Варлав, судя по всему, об этом даже не догадывается. И в эту минуту я не был уверен, помешает ли мое присутствие Варлаву в достижении цели или наоборот, поспособствует. А не пора ли уносить отсюда ноги и тем самым сорвать спектакль? Пока я раздумывал над вопросом, быть или не быть мне на сцене драматического театра, раздался третий звонок.
— Ну, — торжественно произнес Закревский, — с премьерой вас, дебютанты. Ни пуха ни пера.
— К черту, — дружно отозвались мы с Цезарем. Цезарь был облачен в тогу. Голову его украшал венок из листьев, но вряд ли лавровых. Смотрелся он вполне пристойно и в каком-нибудь районном клубе, на фестивале сельской самодеятельности, наверняка бы сорвал бурные аплодисменты зала.
— Кинжал забыли, ваше высочество, — спохватился Закревский, передавая мне предмет, от которого за версту несло бутафорией. Я попробовал его обнажить, но кинжал составлял с ножнами одно целое. Тем не менее это бутафорское оружие я всё-таки прицепил к поясу и решительно шагнул на сцену.
Зря, между прочим, Закревский волновался по поводу света, его на сцене было столько, что я невольно зажмурился. И совершенно напрасно это сделал, поскольку, не пройдя и трех шагов, споткнулся о какую-то железку и растянулся в полный рост на сцене. В зале засмеялись, из чего я заключил, что зрители там
— Ты здесь, любимый, ты пришел. Для бедной Юлии твое явленье в радость.
— Пришел, — охотно подтвердил я. — Бежал, летел, вот, думал, счастье близко. Да вот споткнулся о порог, разбил колено, повредил мениски…
— Ты что несешь? — зашипела мне на ухо рассерженная Верка. — Какие еще мениски?
— Зато в рифму, — не остался я в долгу, разглядывая декорации.
Надо признать, что сцена была убрана со вкусом. Кулисы из черного бархата, падуги из того же материала, что, безусловно, сразу же настраивало зрителей на минорный лад. На заднике было нарисовано что-то среднее между средневековым замком и римским палаццо. Я, между нами говоря, слабо разбираюсь в архитектуре, но художник, изобразивший на огромном полотне это сооружение, разбирался в ней еще хуже. По моим прикидкам здание должно было рухнуть на головы приемной комиссии еще во время сдачи объекта. Оставалось утешать себя тем, что замок нарисованный и его разрушение серьезными травмами нам не грозит.
— Родитель и жених сегодня на охоте. Для нашей встречи это добрый знак.
— Пусть их тревожит там, во чистом поле, лишь звук рожков да лай собак.
— Хорошо сказал, — прошептала Верка. — Но пора переходить к делу.
— К какому еще делу? — не понял я.
— Ты должен соблазнить меня, в крайнем случае изнасиловать.
— С какой это стати я буду проделывать подобные вещи на глазах стольких свидетелей и правоохранительных органов.
Нельзя сказать, что в зале был аншлаг, но человек двадцать там сидело. И, приглядевшись попристальней, я обнаружил в первом ряду Мишу с Васей, которые невесть какими путями проникли на представление, совершенно не предназначенное для сотрудников ФСБ.
— Мне душно, ах, — пропела Юлия.
— Ослабить вам корсет?
— Снимите лучше сразу платье.
— Эй, олухи, там, наверху, гасите свет, нас ждут любовные объятья.
К моему удивлению, свет действительно притушили. Правда, не настолько, чтобы заинтересованный зритель не мог видеть разоблачающейся с моей помощью Юлии. Должен сказать, что Верка в своем разоблачении зашла слишком далеко, настолько далеко, что вызвала восхищенный шепот зала. Фигурка у нее действительно была хороша, чего там говорить.
— На ложе, герцог, мы возляжем с вами.
— Всегда готов служить прекрасной даме, — бодро ответствовал я, чем сорвал бурные аплодисменты.
После чего мы действительно с удобствами устроились на ложе. И тут же выяснилось, что Верка, наплевав на все театральные условности, требует от меня буквального соблюдения брачного ритуала.
— Неужто на глазах всего честного люда мы с вами, Юлия, здесь предадимся блуду?
— Где видишь ты людей, моя отрада, ведь здесь стена, за ней ограда. А если вдруг охотники вернутся к нам не в срок, мы первыми услышим их призывный рог.
Я, разумеется, знал, что моя партнерша любит заниматься сексом в самых вроде бы неподходящих для этого дела местах, но мне и в голову не приходило, что она устроит мне экзамен прямо на сцене драматического театра. Впрочем, экзамен она устраивала не мне, а очень похожему на меня типу. К тому же демону. А у демонов есть кое-какие преимущества перед людьми — это отсутствие стыда и совести. Не знаю, что увидели смущенные зрители в полутьме, но услышали они многое, за это я ручаюсь. Ну и как водится, свет дали в самый неподходящий момент, когда, достигнув высшего земного наслаждения, мы устремились в небеса за истиной.