Остров Буян
Шрифт:
— Что вижу я! — воскликнул не кто иной, как Вацлав Карлович Крафт. За ним мрачной тенью нависал барон де Френ. — Ты, дочь моя, невинное дитя, в объятьях зверя. Я в ужасе, глазам не верю. О Цезарь, Цезарь, род твой опозорен.
— Прошу прощения, господа, — сказал я, натягивая штаны, — мой грех неволен. Шел мимо, заглянул к знакомой. Отец ее проводит время на охоте, жених, по слухам, утонул в болоте. Что делать мне? Взыграла в жилах кровь, и вот пожалуйста — любовь.
Я сразу же заметил в глазах у Петра Сергеевича Смирнова нехороший блеск. Такими глазами актеры на сцене на своих партнеров не смотрят. Во всяком случае, я на это надеюсь. Ждать от человека
— Отродье дьявола, исчадье ада, лишь смерть твоя — моя награда!
Должен признать, что сказано это было с большим подъемом и сопровождалось весьма выразительным жестом в мою сторону. Зал вежливо зааплодировал. Вообще-то рогоносцев у нас не любят, обманутым мужьям не сочувствуют, но в данном случае зрители отметили экспрессию исполнителя. Пьер де Френ угрожал мне мечом, довольно остро отточенным, как я успел заметить. В моей же руке был только кинжал, да к тому же бутафорский. Мне такой расклад не понравился. По сюжету я не мог быть убит в первом акте. К счастью, Петр Сергеевич был весьма посредственным фехтовальщиком, что позволило мне повеселить почтенную публику. Я легко уклонился от летящего мне в голову меча и ткнул барона под ребра бутафорским кинжалом, даже не вынимая его из ножен. Смирнов умирал очень натурально и опять сорвал аплодисменты. Впрочем, умирал он не впервые и, видимо, кое-какие навыки приобрел.
— Он умер, умер, о мучитель, — заломил руки Крафт-Цезарь, — невинного созданья погубитель. Я отомщу тебе, коварный соблазнитель. И боги будут на моей стороне.
Последняя фраза не уложилась в стихотворный размер, но я не стал придираться к Цезарю и покинул сцену, поскольку уже отыграл свою роль в этом акте.
— Браво! — прошипел мне из-за кулис фюрер Закревский. — Вы, Чарнота, рождены артистом. Скажите, а ваша смерть, показанная по телевизору, тоже была инсценировкой?
Похоже, Закревский ничего не знал о существовании моего двойника, что, впрочем, было неудивительно. В конце концов, Варлаву незачем было посвящать своих нанятых за немалые деньги помощников в тонкости проводимой операции. Вот только ведун оказался в неведении, что подмена была двойной, и его похожий на меня помощник, уж не скажу, демон он или человек, выведен из игры, пусть и на время.
— У меня к вам просьба, Аркадий Петрович, — попросил я Закревского, — кликните меня, когда придет мой черед выходить на сцену.
— Не сомневайтесь, Вадимир Всеволодович. Я здесь поставлен господином Варлавом как раз для этой цели.
— А где сейчас находится колдун?
— На сцене. Беседует с Цезарем. Можете послушать.
— Нет, спасибо. Я лучше передохну.
В гримерке никого не было, и я первым делом извлек из висевших в шкафу джинсов мобильник. Сокольский откликнулся сразу.
— Он очнулся? — спросил я.
— Пока нет. Врачи говорят, что у него сотрясение мозга.
— А что они еще про него говорят?
— Врачи утверждают, что ваш двойник самый обычный человек. Кроме того, они обнаружили на его лице следы пластической операции. И он ниже вас ростом на два сантиметра, Чарнота. А что вы делаете в театре и за каким чертом полезли на сцену? Вы что, другого места не нашли для любовных утех? Михаил с Василием были шокированы вашим поведением.
— Скажите им, чтобы держались подальше от сцены.
— Вы ожидаете катаклизма?
— Да. Режиссура уж больно специфическая.
— А кто поставил спектакль?
— Варлав. Всего хорошего,
Этот двойник не выходил у меня из головы. Вряд ли он был моим братом-близнецом, как заподозрил было Сокольский. Следы пластической операции говорили о многом. Но если он не был ни моим близнецом, ни моим клоном, то как могла Верка перепутать его со мной, да еще в постели? Или они не были любовниками?
Моим размышлениям помешал Закревский, очень не вовремя сунувший свой нос в гримерную. Лицо фюрера было белее мела, а губы мелко подрагивали.
— Зачем вы его убили, Чарнота? — чуть слышно прошелестел он посиневшими губами.
— Кого его?
— Смирнова Петра Сергеевича.
— Барона, что ли? Но ведь так полагалось по сценарию.
— Я этого не вынесу! — Закревский обессиленно рухнул на стул. — Вот так просто разговаривать с демоном, с убийцей, это выше моих сил. Вас взорвали, Чарнота, но вы воскресли. Смирнов застрелился, но его воскресили. А теперь вы убили его во второй раз.
— Но ведь это театр, Аркадий Петрович. К чему такие переживания?
— А это? — Закревский показал мне свои окровавленные ладони. — Это тоже театр? Он там лежит мертвый с кинжалом в сердце.
— Да кто лежит-то?
— Барон де Френ. Петр Сергеевич Смирнов. Мертвый.
Черт знает что! Да и как можно убить человека бутафорским кинжалом? Актер явно что-то путал…
Тем не менее я поспешил за ним к еще не остывшему телу. Тело действительно еще не остыло, но дыхания не было, и пульс не прощупывался. А из груди Петра Сергеевича торчал кинжал. Самый что ни на есть настоящий, не бутафорский. С остро отточенным лезвием, изготовленный из хорошей стали. А на рукояти его красовался солярный крест.
— Ритуальное убийство, — прошептал Закревский. — Вы что, скинхед?
— Идите к черту, фюрер, ведь это именно вы дали мне кинжал?
— Клянусь, Чарнота, я дал вам другой кинжал. Да и не кинжал это был вовсе, а деревянный муляж, оклеенный фольгой и украшенный стекляшками. Наверное, его вам подменили.
У меня не было причин не доверять словам Закревского. Я ведь держал этот муляж в руках и сам убедился, что он абсолютно безвреден. Подменить мне его могла только Верка, когда мы с ней прохлаждались на ложе. А потом, когда на сцену ворвались Цезарь с бароном, мне и в голову не пришло присматриваться, что там болтается на поясе. Я только успел этот пояс застегнуть, как на меня набросился де Френ. И меч в его руках был настоящий. Но за каким чертом Верке понадобилось убивать своего несчастного мужа, который и без того был покойником? Или всё-таки не было ни убийства, ни самоубийства и меня разыграли по полной программе? Но что-то уж больно сложную игру затеял ведун Варлав. Настолько сложную, что у меня голова идет кругом от бесплодных попыток ее разгадать.
— Ваш выход, Чарнота, — просипел Закревский. — Боже ж ты мой, и зачем я взял эти чертовы деньги?
На сцене было темно. И только в самом дальнем углу подсвечивался силуэт одетой в белое женщины. Потом свет упал и на меня.
— Ты вновь явился искушать меня, о демон?
— Ты бредишь, женщина. Я человек.
— Нет, демон, — указала перстом в мою сторону Верка.
И словно бы в подтверждение ее слов сверкнула молния и грянул гром, встреченный аплодисментами зала. Зрителей стало, по-моему, гораздо больше, чем было поначалу, и это мне не понравилось. Мелодраму следовало заканчивать, пока она не обернулась трагедией для очень многих людей.