Остров Демонов
Шрифт:
Пьер поднялся на две ступеньки трапа, чтобы возвыситься над всеми, чтобы его голос был услышан каждым.
— Они не затонули. Потерялись! Потерялись во время шторма! Впередсмотрящий скоро заметит их паруса или мы встретимся с ними у Терр-Нев. Они не утонули! Они потерялись!
Но никого не удалось убедить. «Утонули! Как и мы скоро. Мы одни. Никакой надежды на помощь». Толпа мрачно наблюдала за казнью. Только одна женщина закричала. Остальные позволили загнать себя обратно в трюм. Вице-король смотрел на казнь со своего возвышения и кивал, одобряя
Но как только пассажиры оказались в трюме, до каждого из них неожиданно дошел смысл этого слова: «одни». Одни не в том смысле, как они были одни всегда: против закона, против общества, в котором они мучились и страдали. Теперь они остались одни в жестокой битве со стихиями…
В это время монсеньер де Бомон пытался оправдать перед Маргерит суровость ее дяди.
— Они бы не поняли другого обращения, — заверял он ее. — Это скоты! Они дерутся между собой. Вы не представляете себе, что творится в трюме! Моряки согласны спать на палубе в любую погоду, только б не разделять с ними трюм. Ничто, кроме суровости, не может удержать их в повиновении!
Маргерит нервно потерла мягкий бархат своей накидки. Они стояли на палубе возле ее каюты. Она посмотрела вниз, туда, где лежали свернутые паруса. Люк трюма был распахнут, но она не смогла туда заглянуть, она не хотела встречаться с взглядами доведенных до сумасшествия, потерянных душ, смотревших на нее, как будто она могла облегчить их страдания. Но она была не в силах смотреть и на пустоту главной палубы, все еще залитой кровью расстрелянных животных и людей. Она могла понять панику тех, кого цивилизованные господа называли скотами.
Маргерит взглянула на монсеньера Бомона и задала вопрос, заставивший его щеки покраснеть еще больше.
— Разве они не люди? Разве они не могут чувствовать?
Воспоминания о седобородом каторжнике в цепях и о женщине, цеплявшейся за него, снова потрясли Маргерит с такой силой, что ей пришлось прислониться к поручням. «Вы понимаете, я люблю его!» Маргерит была так знакома эта безумная страсть и захлестывающие желания. Отличались ли они чем-нибудь друг от друга, она и эта женщина, готовая повесить на себя кандалы, лишь бы остаться вместе с возлюбленным? Лежала ли она в объятиях Тигра, плоть к плоти, как Маргерит в объятиях Пьера?
— Поверьте, они не могут чувствовать так же, как мы. Их едва ли можно назвать людьми, — ответил Бомон на ее вопрос. — Они не такие, как ваши крестьяне. Они — низшие из низших, обремененные многочисленными грехами тел и сердец, если последние у них вообще есть.
Маргерит посмотрела на этого молодого человека. Она не могла думать о нем как о бесчувственном человеке, и все же он совсем ничего не испытывал к этим людям.
— Просто вы женщина… — сказал он.
«Просто я тоже была подневольным человеком», — подумала она. Отвернувшись, она устремила взгляд к пустынному горизонту.
— Вы действительно думаете, что мы еще увидим другие корабли, что они выжили в шторм?
— Без сомнения, — уверенно сказал
Он высокомерно улыбнулся, показывая, что все это для него не ново.
— Это будет хороший знак, если мы увидим их снова… узнаем, что они живы… Монсеньер де Сен-Терр и остальные.
— Я не желаю Сен-Терру зла, но мне хотелось бы, чтобы ветер отогнал его корабль обратно к берегам Франции.
Она подняла глаза и встретилась с его пылким взглядом. Перед отплытием Бастин прямо сказала ей, что эти юные и доблестные офицеры сделали бы ее гораздо большим, чем просто женой Турнона. Маргерит ничего не ответила, отвернулась и пошла к корме, а он последовал за ней. Ее взгляд избегал главной палубы. У своей каюты она остановилась, чтобы попрощаться. Офицер склонился над ее рукой.
Неожиданно внизу поднялся шум и раздались крики. Маргерит повернулась в тот самый момент, когда какой-то мужчина вырвался от солдат, державших его, и вскарабкался по трапу, ведущему на палубу, отчаянно глядя на Маргерит. Она узнала глубокие печальные глаза и шрам на его лице. Бомон уже выхватил шпагу, но Маргерит схватила его за руку.
— Нет! — воскликнула она.
Солдаты поднимались по трапу. Они вцепились в Тигра, оттаскивая его назад. Глаза каторжника упрекали Маргерит.
— Что происходит? — спросила она.
— Обыкновенная порка, — ответил Бомон, глядя на палубу.
Тигр больше не сопротивлялся и позволил привязать себя к мачте.
— Несомненно, она заслужена, — добавил Бомон. — Он — один из самых главных смутьянов. Вам лучше пойти в каюту, мадемуазель.
Маргерит хотела было послушаться его совета, но ее взгляд был прикован к ужасной сцене на палубе. Полуобнаженный мужчина с привязанными кверху руками напоминал молящегося. Позади него стоял мускулистый палач. Он щелкал хлыстом, как бы проверяя его. Потом его рука поднялась.
Раздался крик, из немой толпы вырвалась женщина и повисла на руке палача, таща ее вниз. Он замахнулся левой рукой, чтобы отшвырнуть ее, но та вцепилась словно фурия Неожиданно палач выронил кнут и зарычал от боли и ярости. Струйка крови текла по его руке. Девушка укусила его. Он схватил кнут и ударил ее рукоятью по голове. Прежде чем Бомон успел помешать, Маргерит спустилась по трапу и подбежала к палачу.
— Прекрати, собака! — закричала она.
Его налитые кровью глаза ненавидяще уставились на Маргерит.
— Племянница! — прогремел голос с верхней палубы. — Вернись в свою каюту!
Маргерит подняла голову и посмотрела на дядю. Он возвышался над ней на фоне голубого неба, а его лицо было злым.
— Он убил бы ее, — сказала Маргерит.
— Она будет расстреляна. Вернись в свою каюту.
— Боже мой! — Маргерит побледнела. Она больше не могла сдерживать свои чувства. — Я прошу вас. Она любит его. Отпустите ее.
— Она будет расстреляна! — повторил вице-король. — Мы должны сохранять мир на борту этого корабля.