Остров "Его величества"
Шрифт:
Верность боссу была для Джонсона превыше всего. Кроме, конечно же, верности собственной шкуре.
— Всем бросить оружие! — хрипло выкрикнул он, пытаясь отползти к машине, но пуля, выпущенная из пистолета прячущегося за роллером начальника канцелярии, впилась ему в затылок.
— Вперед! — вопил Сандерс, стреляя теперь по окну, откуда отстреливались Джеральд и Конни. — В атаку!
Все произошло за какие-то секунды. За выстрелом «серого кардинала» последовала вдруг оглушающая канонада, доносящаяся с восточной стороны Острова; уханье базук, татаканье крупнокалиберных пулеметов, очереди скорострельных пушек и автоматная пальба.
Сандерс даже сначала и не понял, как так получилось, что он вдруг остался без прикрытия. Водитель угнал свой роллер. Охранники разбежались. Растерянно посмотрев вокруг, он наконец-то сообразил, что стоит прямо перед окном, по которому только что стрелял из-за борта машины.
— Вот он, негодяй! — крикнула в ярости Конни, увидев прямо перед окном «серого кардинала», и, забыв обо всем, высунулась в полный рост из-за подоконника, откуда вела огонь.
— Конни, — завопил Финчли, сгреб ее за плечи и прыгнул вниз. Но было поздно, Сандерс успел выстрелить, и девушка тяжело обмякла в руках инспектора.
— Скотина! — И Финчли выстрелил в ответ, прежде чем пули стрелявших из-за деревьев охранников свалили на пол и его.
Стрелял Финчли, почти не целясь, но слишком уж сильна была ярость, чтобы промахнуться. Сандерс медленно осел на землю, и в его угасающем мозгу мелькнула мысль, что так и не нажал кнопку шредера в кабинете босса, ослепленный ненавистью к Конни. И оставил ооновцам бесценный подарок — гору документов, которых может с избытком хватить, чтобы потопить Хауза со всеми его деньгами и адвокатами. «Ну и черт с ним…» — была последняя мысль Сандерса.
Поскольку огонь из окна прекратился, бандиты Джонсона выскочили из-за деревьев и побежали к бунгало. Необходимо было проверить, живы ли его защитники. Но у самого крыльца бандиты остановились, бросили пистолеты на землю и покорно потянули руки вверх. Из-за поворота, за которым скрылся роллер, выбежало несколько солдат в голубых касках, за ними, топорщась стволами пулеметов, выехал бронетранспортер.
…Ооновским солдатам, привыкшим больше к патрульным и полицейским операциям, чем к ведению настоящей войны, нелегко было выдержать внезапный натиск обезумевших эсэсовцев Пальбе. Что-что, а воевать те умели. Война ведь была для них не просто профессией, а образом жизни. Поэтому люди в черных мундирах, неожиданно выросшие на пути роты войск ООН, продвигавшейся в глубь Острова со стороны восточной гавани, в результате короткого и яростного боя оттеснили ее назад и сбросили в море, хотя и понесли при этом изрядные потери.
Генерал Улеле, получив сообщение, что его солдат неожиданно атаковала крупная воинская часть, отдал приказ командиру десантного корабля отойти подальше от берега, чтобы быть в недосягаемости огневых средств противника и топить любое судно, которое отойдет от восточной гавани. Приказать командиру корабля обстрелять управляемыми снарядами гавань и прилегающую к ней часть Острова он не рискнул. Могли пострадать находящиеся там раненые или захваченные в плен его солдаты. Генерал Улеле не мог знать, что имеет дело с врагом, который не брал пленных и не оставлял раненых. Пальбе приказал добивать всех…
Эсэсовцы не рассчитывали удрать с Острова на катерах, захваченных в восточной гавани. Бежать им было
Пальбе решил пробиваться к Центральной на соединение с эсэсовцами, оставшимися там. Но над захваченной территорией уже смыкалось кольцо срочно поднятых по тревоге вертолетов, которые приземлились в различных точках острова. Вертолеты блокировали дорогу и тропинки, ведущие к Центральному комплексу, и, вися над головой эсэсовцев, поливали их пулеметным огнем. Бронетранспортеры остальных двух рот десанта устремились в район боя.
…Люди Гицке без труда смяли ооновских солдат, ошеломленных внезапным появлением из-под земли верзил в незнакомой черной форме, и прорвались к Центральной, потеряв при этом всего шесть человек.
…При первых же звуках канонады, прервавших их столь содержательную беседу с Хаузом, Ганев метнулся к окну, на всякий случай выхватив пистолет. И… глазам своим не поверил. К Центральной врассыпную, стреляя на ходу, бежали люди в смутно знакомой Стояну черной форме. Разум просто отказывался повиноваться виденному.
«Не может быть! — вдруг вспомнив, где он видел такую форму, ахнул Ганев. — Это же…»
Из поколения в поколение в семье Ганевых переходила по наследству старая фотография. Несколько человек в такой же черной форме, красующиеся на фоне виселицы с растерзанным человеческим телом. Эта фотография из архивов коменданта Освенцима приводилась на Нюрнбергском процессе как одно из вещественных доказательств. Шестьдесят пять лет назад эсэсовцами был повешен прадед Ганева, Христо Иванчев, один из руководителей Болгарской коммунистической партии, арестованный контрразведкой и преданный ее начальством немецким «союзникам».
«Призраки, — ошеломленно думал Ганев. — Призраки, вставшие из далекого прошлого. Мы думали, что с ними покончено, но, видимо, этого не произойдет, пока в руках таких, как Хауз, будут оставаться деньги и власть».
— Всем лечь на пол, — крикнул Стоян. — Сержант! Рассредоточьте людей по окнам и дверям! Огонь!
Ооновские солдаты молниеносно повиновались приказу. Решительность Ганева выиграла им те секунды, которые лишили нападавших фактора внезапности и помогли ооновцам мгновенно сориентироваться в обстановке. И когда Гицке распахнул дверь ударом ноги, его встретили выстрелы в упор.
Первый натиск противника был отбит. Потеряв убитыми командира и еще двоих, эсэсовцы залегли вокруг Центральной, продолжая обстреливать ее.
Пули свистели по комнате, круша все на своем пути. Упал, заливаясь кровью, сержант, Ганев пробрался к нему, подобрал его автомат и пополз к двери, где ткнулся лицом в порог другой солдат в голубой каске. Дав очередь по замелькавшим снова на площади перед бунгало черным фигурам, он обернулся и окинул взглядом комнату.
Дежурный по Центральной, разбудивший в это злосчастное утро Хауза, лежал навзничь на спине, уставившись в потолок остекленевшими глазами. Личный представитель президента США Баудэн счел за лучшее укрыться за массивными столами с радиоаппаратурой и не вылезать оттуда. Костлер, не теряя невозмутимости, пытался вызвать по радио генерала Улеле, забыв, видимо, что связь блокирована самим же генералом. Да и все равно, рация была уже безнадежно разбита пулями.