Остров мечты
Шрифт:
Сёдзо сошёл с дороги и зашагал прямо по пустырю. Сперва он пробирался сквозь гущу рослых, выше его головы, трав с сухими, длинными и жёсткими, как у тростника, листьями, потом вдруг на его пути возник участок голой, без единой травинки, растрескавшейся земли, из которой выглядывали какие-то посторонние предметы: конец проволоки, обрывок виниловой плёнки, краешек красноватого женского кимоно. Все эти вещи, пусть и запачканные, не были тронуты тленом и даже, напротив, вызывали ощущение чего-то живого. Глядя на них, Сёдзо испытал нечто сродни сексуальному возбуждению, — это было неожиданно и странно, ведь с тех пор, как умерла жена, ему казалось, что подобные желания уже не для него.
Он
Сёдзо брёл наугад по жухлой траве и размышлял о прожитой жизни. Он никогда не отличался повышенным интересом к женскому полу, даже в молодости. Его студенческие годы пришлись на пору послевоенной разрухи; помимо учёбы, он вынужден был ещё и подрабатывать, а на всё остальное не хватало ни времени, ни сил. Невесту ему подыскал начальник, это был банальный брак по сговору. Проституток он избегал из опасения подхватить какую-нибудь инфекцию. Хотя он отнюдь не был карьеристом, работа всегда стояла у него на первом месте.
Когда смотришь с дороги, земля на пустыре кажется ровной, на самом же деле она была бугристой, что и понятно: в зависимости от характера используемого мусора насыпная почва даёт разную осадку. Должно быть, именно неровность грунта сбивала Сёдзо с толку, и он никак не мог выбраться к краю пустыря. Из-за высокого бурьяна ничего не было видно, — возможно, всё это время он просто кружил на одном и том же месте. Но ему было приятно от разнузданных мыслей, внезапно нахлынувших на него, едва он ступил на эту дикую искусственную землю. Это было сладкое и в то же время мучительное чувство.
Если бы сейчас светило солнышко и веял лёгкий ветерок, ему, наверное, тоже было бы приятно, но по-другому, иначе. Плотные, низкие, словно нависшие над самой головой облака и тишина, разлитая в тяжёлом, неподвижном воздухе, не давали эмоциям выплеснуться наружу. Атмосфера царящего вокруг запустения делала их более концентрированными.
За исключением деловых поездок, Сёдзо никогда не путешествовал в одиночку. Но однажды — ему было тогда лет тридцать пять или около того — на обратном пути из Киото, куда он ездил по служебным делам, ему вздумалось махнуть на западное побережье полуострова Ното. Сделав пересадку в Канадзаве, он отправился в городок Вадзима. Путешествие не оправдало его ожиданий. Разочарованный, он пустился в обратный путь, сел в поезд, идущий до Канадзавы, и вот, возле какого-то полустанка с неизвестным названием ему послышался рокот моря. Не раздумывая, Сёдзо сошёл с поезда. Дело было поздней осенью, уже стемнело. Из багажа у него была только лёгкая сумка. Он вышел со станции, пересёк тёмную улицу и, как одержимый, направился в ту сторону, откуда доносился шум волн и запах моря.
Отыскав тропинку в сосновом бору, он чуть ли не ощупью добрался до песчаного берега и увидел перед собой бушующие волны. Сильный ветер едва не сбивал его с ног, в лицо ему летели брызги и песок. Он долго стоял на пустынном берегу уже по-зимнему мрачного, разъярённого моря, пока не озяб и не почувствовал вдруг, как в недрах его продрогшего тела поднимается какая-то чуждая его природе исступлённая сила… В этой силе было что-то дикое, похожее
За двадцать лет Сёдзо ни разу не вспомнил про эту историю, и вот теперь она неожиданно всплыла в его памяти. Оказавшись в незнакомом месте, на пустынном берегу, наедине с чёрными волнами, ветром, мглой и летящим во все стороны песком, он внезапно перестал быть собой, как будто в него вселился кто-то посторонний… Но именно в ту минуту он как никогда ясно понял, кто он есть на самом деле — странный, горячий и мягкий копошащийся комочек, судорожно двигающий невидимыми щупальцами. «Вот это нелепое существо, — подумал Сёдзо, — которого не увидишь ни в зеркале, ни на фотографии, и есть моё подлинное „я“. А это — он посмотрел на свои руки, живот, брюки, пыльные башмаки, — всего лишь его несовершенная проекция в трёхмерном мире».
… Неожиданно где-то совсем рядом Сёдзо почудилось какое-то движение. Он поднял голову. Со всех сторон его обступали густые заросли высокого сухого тростника, и по этим зарослям медленно и совершенно бесшумно скользила огромная чёрная тень.
Что бы это могло быть? Затаив дыхание, Сёдзо долго всматривался в её очертания, пока до него наконец не дошло, что это корабль — настоящий большой корабль. Краска на его бортах облупилась, обнажив изъеденное ржавчиной железо. Ближе к корме располагались пароходная труба и рубка, скорее всего, оставленные просто так, для видимости. И всё же, каким образом здесь очутился этот корабль и почему он плывёт по траве? Ведь ещё несколько минут назад его не было и в помине.
«Не иначе как это какой-то призрак или мираж», — подумал Сёдзо и, раздвигая тростник, шагнул навстречу таинственному силуэту. Всё это было непостижимо, но не воспринималось как нечто из ряда вон выходящее. Сёдзо нисколько не сомневался, что здесь, в этом месте могут происходить любые чудеса. От радостного предчувствия у него даже закружилась голова.
Он шёл вперёд, глядя поверх высокого бурьяна, пока едва не свалился в воду. Поскольку вокруг не было ни деревца, ни строения, которые возвышались бы над зарослями травы и могли служить ему ориентиром, он не заметил, как оказался на краю пустыря. Теперь Сёдзо наконец сообразил, что этот грузовой корабль просто-напросто шёл тихим ходом вдоль намытого берега залива, но даже когда, по-прежнему не нарушая тишины, он отплыл на почтительное расстояние, Сёдзо не покидало ощущение странной реальности своего первого впечатления, будто эта чёрная глыба беззвучно скользила прямо по траве. И наоборот — движущийся по тёмной, свинцового цвета воде корабль казался ему призраком. Равно как и реактивные пассажирские лайнеры, один за другим идущие на посадку в «Ханэду».
4
С недавних пор у Сёдзо возникло ощущение, что по воскресеньям он превращается в другого человека. Причём именно этот «другой» человек, бродящий по рукотворной земле у Токийского залива, очевидно, и был настоящим Сёдзо, в то время как в остальные дни под видом Сёдзо выступал какой-то его двойник.
Из сказанного вовсе не следует, что Сёдзо стал относиться к работе с прохладцей и с понедельника по пятницу лишь отбывал положенное время в офисе. (Каждая вторая суббота была нерабочей, но эти дни он посвящал уборке дома, походам за покупками и прочим бытовым хлопотам, а по вечерам проводил время у телевизора, но не так, как некоторые, — фанатически уставясь в экран, — а, скорее, чувствуя себя нейтральным наблюдателем.)