Остров на дне океана. Одно дело Зосимы Петровича
Шрифт:
Значит, все? Значит, завтра можно уже забыть об этом? Нет! Никогда не забудешь ты то, чему отдал какую-то часть самого себя, во что со всей человеческой щедростью вложил свои силы, нервы и душу. Такое забыть не дано…
Зосима Петрович распахнул розоватую обложку третьего тома следственных документов, взял бумаги, присланные из Ленинграда, — подшить — и опять задумался. Что-то в этих бумагах, в протоколах допроса двух ленинградских свидетелей, уцелевших из группы Мальцева, оставило смутный след в душе. Что-то есть в них, вызывающее и горечь, и гнетущее чувство неудовлетворенности. Но что?
И, захлопнув картонную крышку
Кроме радиста Мальцева (псевдоним — Александр Рощин), в группу разведчиков входили Нина Петрова (Станкевич) и еще два парня, тоже под условными фамилиями Ляпушева и Васильева. Показания двух последних и излагались в этих протоколах.
Их группа под командованием Ляпушева получила задание выброситься с самолета на парашютах в глубоком фашистском тылу и, не вступая в контакт с местным населением (даже с партизанами), скрытно вести наблюдение за передвижением сил противника. Ради максимальной безопасности разведчиков категорически запрещалось проводить какие бы то ни было диверсии на коммуникациях врага и тем более ввязываться в стычки с фашистами. Выйти из тыла на свою территорию они могли только по разрешению разведотдела Ленинградского фронта.
Высадка произошла не совсем удачно: приземляясь в ночной темноте, Ляпушев повредил ногу, а грузовой парашют с запасными батареями питания для походной рации, с боеприпасами и продуктами ветром унесло далеко в лес. Разыскать его не удалось. Командир группы все же нашел в себе силы подняться на ноги, а потом и шагать по снегу, по бездорожью, сквозь кусты и лесные чащобы дальше и дальше, чтобы сбить гитлеровцев со следа, если они организуют погоню. Так разведчики пробирались несколько дней и, лишь убедившись, что погони нет, повернули к месту своей дислокации — к железнодорожной магистрали и параллельному ей шоссе Ленинград — Псков.
Мартовский мороз, бездорожье, глубокий снег и поврежденная нога командира — все это неимоверно усложняло обстановку. Вдобавок у группы почти не было продуктов, кончались и батареи питания для передатчика. Наступил день, когда радист Рощин (Мальцев) вынужден был передать в штаб фронта одну-единственную фразу: “Продукты все”. И все же они добрались, чуть ли ни доползли до указанного места, где прежде всего поспешили построить из еловых лап шалаш, в котором можно было как-то укрыться от непогоды. Об этом радист тут же сообщил своим: авось, сумеют оказать помощь.
Но помощи не было — ни в ближайшие дни, ни во все последующие. Разведчики остались без продуктов, без батарей, без боеприпасов, даже без спальных мешков в морозные, вьюжные ночи…
И все же рация продолжала работать на единственной, оставшейся в передатчике батарее, и командование Ленинградского фронта регулярно получало драгоценные разведданные о передвижении гитлеровцев в прифронтовом тылу. Сводя до минимума тексты шифровок, Рощин-Мальцев в условленное время сообщал о том, сколько вражеских эшелонов прошло по железной дороге, сколько колонн с боевой техникой и живой силой противника проследовало к фронту по шоссе. Все эти сведения собирали трое товарищей Валентина, посменно несшие круглосуточные вахты в замаскированных секретах, оборудованных поблизости от коммуникаций.
Лишь об одном ни слова не сообщал юный радист: о том, что у разведчиков и сухари уже кончаются.
Однажды они разделили на четыре равные доли последний черный сухарь. Начался
В один из таких, уже не первых к тому времени, походов отправились в деревню Ляпушев и Петрова. Шли к людям, с которыми не раз встречались за последние полтора месяца, благодаря чьей помощи только и могли держаться в своем лесном тайнике. Шли спокойно, уверенно: ведь в маленькой этой деревне не было ни одного фашиста, ни одного полицая!
…Буданов в сердцах стукнул кулаком по столу: какая беспечность, какое чудовищное мальчишество! Кто-кто, а командир группы обязан был знать, что если сегодня в деревне врагов нет, так завтра они могут появиться! Да, Ляпушев должен был проявить осторожность, обязан был принять максимальные меры предосторожности. А вместо этого…
Они нарвались на фашистскую засаду. Петрова упала, скошенная первой же автоматной очередью, а Ляпушев, петляя из стороны в сторону, помчался назад к лесу. Он ушел от погони. Ни одна пуля не задела его. А в группе разведчиков остались всего лишь три человека. Остались и продолжали корректировать по радио прицельное бомбометание и штурмовку нашими самолетами гитлеровских объектов; остались и по-прежнему сообщали командованию фронта ценнейшие разведывательные данные о ближних тылах ненавистного врага.
Так прошло лето и наступила осень, когда энергия в единственной батарее рации уже едва-едва теплилась. В один из тусклых сентябрьских дней Рощин-Мальцев услышал в наушниках приказ: “Заканчивайте работу и возвращайтесь домой”. Такие же приказы получили и несколько других разведывательно-диверсионных групп, которые, как оказалось, тоже действовали в этом районе. С одной из них, с четверкой молодых разведчиков, ляпушевцы встретились вскоре на обратном пути. К линии фронта семеро решили пробираться вместе, тем более, что один из новых товарищей, командир группы, был тяжело болен и его пришлось нести на руках. Попарно, сменяя друг друга у самодельных носилок, без малого двое суток двигались по бездорожью, по болотам и чащобам, стороной обходя населенные пункты. Шли до тех пор, пока от тяжести носилок все окончательно не выбились из сил.
И тут кто-то предложил: не попытаться ли раздобыть если не медикаменты, так хотя бы меда и молока? Переждем день — другой, больной окрепнет, встанет, и тогда дальше… Ведь до Большой земли, до своих, остался всего лишь суточный переход!
Горячий, нетерпеливый Рощин-Мальцев первый подхватил эту мысль: “Правильно, пошли в деревню!” Но Ляпушев не решился отпустить его одного: как бы не повторилось то, что произошло с Петровой. Отправились втроем: сам Ляпушев, Мальцев и Васильев. Трое же остальных с больным товарищем на носилках затаились до их возвращения в ближайшем лесу.
Вернулись двое: Валентин Мальцев погиб, прикрывая их отход. А пятеро уцелевших, подхватив носилки с больным, скрылись в предутреннем осеннем тумане.
…Подполковник вздрогнул от внезапной заливистой трели телефона на столе и, сняв трубку, услышал голос жены:
— Ты еще долго? Второй час…
Так она звонит иногда. Очень редко. В минуты, когда каким-то особым чутьем ощущает такую вот смутную, не до конца осознанную им самим горечь на душе. И от немногих слов, от заботливого голоса ему становится чуть-чуть спокойнее, легче.