Остров накануне
Шрифт:
Поэтому было решено держать судно на приколе у устья Сены, в бухточке, укрытой от глаз, не замечаемой даже паломниками святого Иакова, маршрут которых из Фландрии пролегал поблизости. На песчаной косе, замыкавшей бухту, был старый форт, в свое время он служил тюрьмою, теперь его забросили. Туда, в подвальные камеры, замкнули пиратов, для охраны хватало трех человек.
«Это годится, – сказал Мазарини. – Возьмите десяток моих гвардейцев, найдите хорошего командира, не лишенного рассудительности…»
«Бискара. Прекрасная репутация, с тех самых пор как отличался в дуэлях с мушкетерами к прославлению имени Кардинала…»
«Замечательно. Заключенного
«Ни во время прогулки…»
«Вот – вот, Кольбер, поизобретательнее. Прикройте ему физиономию».
«Осмелюсь предложить… Железная маска, закрывается на замок, ключ выбрасывается в море…»
«Ну – ну, Кольбер, что мы, в Стране Романов? Вчера мы смотрели итальянских комедиантов. Вот у них такие кожаные маски с большими носами, лицо искажено, а рот остается свободным. Найдите такую маску, и пусть ее прикрутят, чтобы самому было снять невозможно, и повесьте зеркало в комнату, чтобы он все время огорчался от своего непристойного вида. Он хотел маскироваться под брата? А мы его замаскируем в Полишинеля. И присматривайте хорошенько. Отсюда и до форта – закрытая карета, остановки только ночью и в чистом поле, пусть не высовывается на почтовых станциях. Если кто – нибудь спросит, надо отвечать, что провозят в ссылку знатную даму, злоумышлявшую против Кардинала».
Феррант, ошарашенный шутовским маскарадом, целыми днями рассматривал через щели в решетке, пропускавшей в его узилище слабый свет, серый амфитеатр кривых дюн и ''Вторую Дафну" на рейде залива.
Он был в полном самообладании и в присутствии Бискара прикидывался то Робертом, то Феррантом, так чтобы реляции, направляемые Мазарини, носили противоречивый характер. Он подслушивал за гвардейцами и из обрывков их разговоров сделал вывод, что в подземелье тюрьмы содержатся пираты.
Желая расквитаться с Робертом за оскорбление, никогда не наносившееся, он измышлял способы затеять мятеж, освободить ватагу, захватить корабль и догнать Роберта. Он знал, как действовать: в Амстердаме он связался бы со шпионами, которые добыли бы ему сведения о назначении «Амариллиды». Он догнал бы «Амариллиду», вырвал тайну у Роберта, потопил бы в океане опостылевшего брата и сумел бы продать этому новому кардиналу кое – что за высочайшую цену.
А может, и не так. Выведав секрет, он попробовал бы сбыть его кому – то другому. И вообще, зачем сбывать? Насколько он догадывался, тайна Роберта могла относиться к карте острова сокровищ, или к секрету Алумбрадос и Розенкрейцеров, о которых молва так много говорила в последнее двадцатилетие. Он обернул бы открытие на собственную пользу, кончилось бы шпионство на хозяина, он бы начал нанимать шпионов для собственной нужды. А по обретении богатства и власти, и отеческая фамилия, и нежнейшая Госпожа перешли бы в его владение.
Разумеется, Феррант, с его внутренним разладом, не был способен на истинную любовь, но Роберт говорил себе, что есть люди, которые вообще никогда не полюбили бы, если бы не слыхали о существовании подобных чувств. Может быть, Ферранту попался под руку Роман, и он прочел его и убедил себя, будто любит, чтоб убежать от реальности,
Может, Она в их первую встречу подарила Ферранту в залог любви свой гребень? Теперь Феррант целовал его и, целуя, самозабвенно утопал в золотистых струях, что недавно бороздились белоснежной и матовой костью?
А может, кто знает, даже подобный подонок мог быть тронут воспоминанием о такой чистоте… Роберт так и видел Ферранта, сидящего в полумраке напротив зеркала, которое в глазах всякого глядящего сбоку отражает только поставленную напротив свечку. Вглядываясь в игру двух огней, причем один – повторение другого, зрачок приковывается, воображение околдовывается, и являются виденья. Постепенно подвигая свой взгляд, Феррант находит в зеркале Лилею, лик ее из очищенного воска, он от сияния настолько влажен, что будто впитывает любой новый луч, и белокурые пряди рядом с толикой белизною темнеют и струятся ручьями, перехваченные лентой за плечом, грудь едва обрисовывается под тончайшею пеленою…
После этого Феррант (ну, так тебе и надо! – торжествовал Роберт), домогаясь слишком многого от суетного сна, хищно двигался к зеркальному стеклу, и за таявшим свечным отблеском он узревал одну только срамотную харю, заменявшую ему лицо.
Зверем, не переносящим отнятие незаслуженного дара, он бросался мерзко ласкать заповедный гребень, но теперь, в чаду коптящего огарка, эта вещица (которая для Роберта могла бы стать самой обожаемой из бесценных реликвий) враждебно скалила пожелтелые зубья, как олицетворенный укор.
32. САД НАСЛАЖДЕНИЙ [41]
Рисуя себе Ферранта в заточении в той речной пойме, с взглядом, устремленным на «Вторую Дафну», куда не мог попадать, и вдали от Прекрасной Дамы, Роберт ощущал, простим ему, удовлетворенье, хотя предосудительное, но понятное, нераздельное и с определенным авторским самодовольством, поскольку посредством прелестной антиметабулы сумел засадить противника в осаду, зеркально противную его собственной.
Со своего острова, сквозь свой кожаный намордник ты разглядываешь корабль, куда не доберешься вовеки. Я же, вот я уже на корабле, и моя стеклянная маска вот – вот подведет меня к желанному Острову. Так говорил ему (себе) Роберт, приуготавливаясь к новому заплыву.
41
«Der fluyten lust – hof» (1649) – название сборника музыкальных пьес (в частности для флейты) Якоба Младшего Ван Эйка (см. примечания к названиям глав 1 и 7). Таково же название книги Яна Янссона Штартера (Starter, ? – 1626) ("Friesche lust – hof, 1621); это сборник стихов для исполнения на известные фламандские, английские, испанские, французские и итальянские мелодии XVII в.
Роберт помнил, на каком расстоянии от «Дафны» он поранился, и поэтому плыл без опаски и стеклянное забрало держал на поясе. Когда почувствовал, что приближается к барьеру, он нахлобучил маску и наклонился ко дну морскому.
Спервоначала он видел только пятна, потом, как бывает, когда корабль туманною ночью находит на скалы и берег внезапной остроконечностью вырисовывается перед людьми, нашел обрубистый уступ, ограничивающий бездну, над коею он болтался.
Роберт стащил маску, вылил воду, прижал к лицу, держа обеими руками, и под медленные извивы стоп снова ввалился в картину, промелькнувшую незадолго перед тем.