Остров обещаний
Шрифт:
Но всё-таки останавливаюсь, отодвигаю штору. Сегодня ясное небо. Пояс Ориона по обыкновению скошен, будто звёздный охотник вот-вот сбросит перевязь и махнёт рукой на свою охоту. Но зыркает глазом Большой Пес — разгорается Сириус. Испуганный Заяц бросается прочь из-под ног охотника, летят брызги туманностей.
Понимаю этого зайца. Я бы тоже сбежал, но мне некуда. В нашем старом дворе-колодце стремительно набухает остров, призрачный клок земли — слишком тесный, чтобы быть уютным.
По обыкновению меня берёт оторопь. Хочется закрыть глаза, но я смотрю, и мой взгляд придаёт силуэтам плотность и достоверность. Скоро кто-то додумается спустить верёвку или лестницу, а то и вовсе спрыгнуть вниз. Потом они обойдут двор по кругу и, притянутые моим взглядом, безошибочно постучатся в дверь. Отряхивая с сапог снег или кривясь от жары, ко мне в дом ворвётся незваный гость. Займёт место моих близких, и я не смогу ему отказать.
Силуэтам на острове нет конца. Они суетятся, толкаются, кто-то лезет по головам, кто-то падает и продирается между ног.
Остров вскипает, и толпа, как сбежавшее молоко, льётся через край. Женщины и дети, мужчины и старики, они растерянно оглядываются и шарят слепым взглядом по двору. Скоро, очень скоро меня найдут. Те два чемодана из гардеробной — большой и маленький — навсегда покинут дом, и он заполнится чужими вещами чужих людей.
На секунду удаётся прикрыть глаза.
И вдруг понимаю: я сам вызвал к жизни этот остров и его обитателей. Так боялся ошибиться, не успеть, сделать больно, что всё время обещал невозможное. Вдохнул в обещания всю свою силу. И не справился. Ведь оказался обычным человеком. Не Модильяни и не Пикассо. Не главным героем. Никем из исключительных.
Открываю глаза и снова смотрю во двор. Призрачные гости больше не ищут меня. Чемоданы выскальзывают из рук, а их владельцы таращатся вверх, провожая взглядом уплывающий в небо остров. С него сыплется земля и ошметки корней, падают ракушки и глина. Остров быстро мельчает, превращается в далёкую искру, она долго не тает, блуждает по небу и, кажется, теперь на поясе Ориона появилась четвёртая звезда.
Выхожу во двор. Хочется открыто посмотреть в лица островитян. Но, похоже, им теперь не нужна моя компания. Люди подхватывают поклажу и детей и, расталкивая друг друга, протискиваются к воротам. Будто слышный только им динамик объявил посадку. На новый остров? К новому хозяину, узнику собственных обещаний?
Какая-то девушка оборачивается, и я узнаю Эвридику. Та улыбается и машет рукой. С удивлением отмечаю: она перестала напоминать мне Лизу.
— Прощай, — ещё никогда
— Что? Что ты сказал? — передо мной стоит Инна, губы дрожат, вот-вот расплачется. — Кто эти люди? Почему ты ждёшь их каждую ночь? Почему отпустил меня?
Жена оглядывается на вереницу островитян.
Нет, я не жду, я не отпустил!.. И вдруг осознаю — все эти годы она видела! Я строил такие надёжные стены. Хотел защитить. Но близкие, они рядом, они всё знают про нас. Больше, чем мы хотели бы. И даже больше, чем знаем сами.
— Прости! — я порывисто обнимаю её.
Терпкий запах волос Инны, её озябшие пальцы на моём затылке, прикосновение прохладной щеки, обветренные губы.
Почему я так долго отказывался быть обычным нормальным человеком? Это почти как быть Суперменом, только гораздо лучше.
Последнее время больше смотрю вокруг, чем в себя. Так чётче видны детали, да и в целом картина яснее.
Достал из подвала Лизин портрет и отдал Марье Федоровне, пенсионерке из квартиры снизу. Теперь образ Лизы живёт на кухне, и на него с обожанием смотрят все пять соседкиных котов.
Табуретку трогать не стал — пригодится в хозяйстве. Собираюсь сделать ремонт — не на венские же стулья класть банку с краской и кисточки. Теперь всё будет по-новому.
Но я ничего не забыл. Ошибки — тоже часть жизни. Может быть, самая интересная её часть.
Сегодня заканчиваю мурал. Пока бегал за разрешениями, готовил эскиз, договаривался насчёт техники, подёрнутый северными ветрами март сменился цветущим апрелем. Столько вёсен я бездействовал, зато теперь мне есть что сказать людям. Это рекламные постеры можно рисовать сходу, а картину надо сперва прожить.
Тянусь из люльки сделать последний штрих — затемняю Импресарио шляпу. Не то чтобы я стал Суперменом, но Павлик в восторге. Они с Инной стоят внизу, и я чувствую их молчаливое внимание. Отрываю взгляд от картины, даю отмашку. Мол, всё, закончил. Люлька медленно едет вниз. У стены собираются любопытные, журналисты с микрофонами уже наготове.
В старом городе на глухой стене «сталинки» теперь плывёт остров. На нём толпятся люди с чемоданами. Эвридика с девочкой впереди. За ними — Импресарио и Старик. Не знаю, куда ушли островитяне, но прибежище найдут быстро.
Этот мурал для их новых хозяев — изображение огромного острова в самом центре города трудно не заметить. А рядом надпись, кто надо поймёт:
«Они не настоящие. Оглянись вокруг».
Не хочу быть ни Модильяни, ни Пикассо.
Хочу быть собой.