Остров осени
Шрифт:
И лица, и дворы, и лица как дворы, и стены, и лестницы, и воды многие, и небеса, и трава – все есть и будет. И есть еще иное, когда слова не нужны…
«Возлюбленные в речах»…
Но мы сидим уже в другом месте, в комнате, где два больших окна гудят от солнца. Парит пыль. Июль, и в руке у него неизменный стакан вина.
– Ты слышал, – спрашиваю, – про Йыцика Мейера?
– Ха! – говорит он. – Конечно, нет. А ты знаешь Сорокина?
– Нет, – отвечаю я. – Но послушай. Говорят, когда Йыцика в детстве повели учиться к
– Нормально, – говорит он. – Но вот послушай, какая история случилась…
И опять кажется мне, что не будет конца полдню, теплу, вину и нашей жизни.
И опять неуверенно и тихо, глядя в окно, думая о своей жизни и о жизни многих, таинственным образом связанных с моей, шевелю губами: «И этого мне знать не дано…»
«Тень черепахи»
Беги, возлюбленный мой;
будь подобен серне или молодому
оленю на горах бальзамических!
Давид
Верните чадо мое, верните мне чадо!
Мальчик мой, где твоя кровь?
Водой асфальтической стала она
в черных жилах.
Мой мальчик, где губы твои?
Золотые губы солью покрылись.
Верните мне чадо! Верните чадо мое!
Мальчик мой, ты сделал со всех сторон
меня бедным.
Авессалом
О, сколько света и какая печаль
в чешуе лунной маслин
и во многих желтых камнях,
А за спиной горы Моава…
Давид
Верни мне себя.
Смог ведь уйти – сумей теперь возвратиться!
Облако проплывает.
Я вырублю все деревья. Я выжгу корень корней,
Я вытравлю поросль каждую на этой земле!
Иудея будет чиста – ни тамариск, ни плющ дикий,
ни мак вовеки не бросят тени на этой
земле.
Облако проплывает,
Облако проплывает…
Облако.
Авессалом
О, сколько света на моей родине, сколько света!
Стоящему за городской стеной видно все,
Не посмотрит назад тот, кто стоит на обочине,
Как вода, пролитая на камне, стоящий в дремотном
плаще бронзовых мух,
И разверсты зрачки его –
Боже, сколько огня повсюду здесь скрыто,
Сколько света!
Давид
Есть ли новые вести?
Может быть, принесли мне отрадную весть?
Может быть, скажут, что все это ложь?
Облако проплывает.
Почему здесь деревья?!
Авессалом
Заткнись,
на собственных волосах, купая ноги в скудной тени.
Плешь и волосы… Гибель таится повсюду
(странно, вначале сестра, потом брат – утрата,
суть которой мне непонятна),
А ты все ноешь, огородное пугало, все хнычешь,
дурак?
Вначале сестра, потом брат, но не так:
Иного брата я встретил за городскою стеной,
Был он младше меня, да – я дождался,
Неспроста ведь стоял дни напролет, погрузив жала
зрачков в гнезда бурлящего света,
И наша тень стала единой, только он подошел.
Как лист по воде, неслась она, призывая грядущее,
Вмещая его и меня, двух капель созвучие,
иссушенное солнцем, –
Ступай домой, – зарыдал он и протянул руки мне,
в которых мерцал крохотный червячок,
напоминавший одновременно растение и человека.
Как лист, шипя, неслась наша тень, призывая
свидетелей
прошлого,
И вставали образы тех, кого я не знал.
Их глаза встречались с моими и погибали
во времени.
В потоках пьяных лучей плыли мы к Моавским
горам…
Ну что ты ноешь? Заткнись, старая падаль!
Оставь в покое меня.
Пойми, хочется лишь одного: не слышать тебя,
А видеть, как зеленый свет утра растворяется
в золоте,
А пурпур ласточек красит и облекает их сном,
Чтобы ноги мои в землю вросли и обратились
ползучими травами руки –
Вот чего хочу я.
Ничего больше, ты слышишь?
Только смотреть, как отделяется плод
от усталого дерева,
Как за пеленою тумана расправляет пространство
зерно
И у ходит.
И времени нет, и нет поэтому скорби,
И слов нет, и ничему нет имени,
А есть только тень, с которой я, как с немым
и верным мне зверем,
Буду скользить по вселенной.
О, сколько света на моей родине, сколько света!
Давид
Облако проплывает,
Облако проплывает,
Облако…
Как капля, падающая в ручей,
Или в пруд, или в озеро
с гремучих окончаний ветвей,
Или с оттаявших крыш –
Так и я.
Знаю, что не будет меня.
Знаю и жду, когда в пустоте,
не ведавшей тени,
Стану безбольно
призрачным облачком дыма.
Есть ли о чем сожалеть?
…С утра упал мороз. Горошиной прокатился под ногами и хрустнул, когда на него наступили ногой. Нога моя была и других, но я думал, что только моя – настолько всё пустым и гулким было. На ветвях нарос за ночь слой льда. Сады, переливаясь, утомительно блестели, но звона не было слышно. Изредка стук: неожиданный ветер.