Остров пропавших душ
Шрифт:
– Но ведь некоторые же меняются.
– Наверное. Хотя чаще в жизни встречаются первые.
Нэнси кивнула в знак согласия. Притоптывая ногой, она смотрела на большой картонный стакан, который кто-то бросил на парковке. Ветром его катало то туда, то сюда. Я наклонил голову.
– Послушайте. За этой малышкой… То есть я хочу сказать, что если что-то случится… Ну, я не знаю. Вы ведь за ней присмотрите, правда?
Она откинула голову, как будто ее обидели.
– Что?
На глаза мне попался мотоцикл Трэя. Я сам не заметил, как наступила ночь, и оказалось, что мы стоим в сгущающихся сумерках.
– А
– Без четверти восемь. Так о чем вы сейчас говорили?
– Да так, ни о чем. У меня сейчас встреча кое с кем.
– И девочка опять остается с нами…
– Наверное, я мог бы взять ее с собой. Но у меня на нее прав не больше, чем у вас. – Я протянул женщине сорок долларов. – Вот возьмите. На еду. Или на развлечения. Если завтра к вечеру Рокки не вернется, то мы что-нибудь придумаем.
Без всяких колебаний она взяла деньги, аккуратно сложила их и спрятала в передний карман своих джинсов.
– Знаете, а малышка не всегда в хорошем настроении.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я про Тиффани. Она не только смеется и улыбается. Иногда она злится. И становится действительно злой. Бросается едой и рыдает. Она злится, когда начинает спрашивать про эту девицу. И она дергается, если кто-то слишком быстро двигается, – но об этом я вам уже говорила.
Я не знал, что я должен на это ответить. Поэтому я просто кивнул.
Убийца Трэй ошивался около телефонной будки на круге «Кей». Плечи его были ссутулены так, как будто он шел против сильного ветра. Он помахал, увидев мой пикап, и подбежал к нему. Я забросил мешки и веревку в кузов.
Сосунок открыл дверь.
– Залезай, – сказал я.
– Ну что, хочешь взглянуть?
– Поехали, – вздохнул я. Он сказал, что ехать надо в сторону Бродвея и что у нас есть время.
– Практически все хранится на складе. Там есть еще небольшая гардеробная, где они держат свинцовые фартуки и прочую ерунду. А вот за ней, в глубине, находится что-то вроде колодца, по которому раньше, наверное, выбирались на крышу. Отверстие наглухо забито, но между этажами осталось небольшое пространство. Когда они будут закрываться, уборщица меня впустит. Подождем до часа ночи, а потом я выберусь и отключу сигнализацию. Нам нужен будет закрытый фургон. Я хочу, чтобы это ты взял на себя. Ты подъедешь к задней двери, и максимум за двадцать минут мы перегрузим всё в фургон. Поедем в Хьюстон. Так что всю грязную работу проделаю я сам.
– Адрес?
– 4515, Бродвей.
– А кто твой человек внутри?
– Уборщица, приятель. Когда-то я тусовался с ее братом.
– С другой стороны есть подъезд? Чтобы можно было объехать здание?
– Ну конечно. Обязательно. Поверни вот здесь.
Сидя на сиденье, он слегка подпрыгивал, похлопывал себя по коленям и покусывал свою нижнюю губу. Я продумал все варианты нашей дальнейшей беседы, все возможные сценарии. Но даже если бы все удалось и мы смогли бы набить себе карманы, это просто подтолкнуло бы его к дальнейшим действиям. И не важно, какие обещания он давал. В жизни есть одно правило – никогда не доверяй нарикам. Ведь информация о девочках у него никуда не денется.
Я старался не думать об этом. Он чем-то напомнил мне шлюху в Амарилло – так же, как она, он тоже никогда не остановится. И все будет становиться только хуже и хуже.
– А
– Что? А, в Джаспере.
– А вас заставляли собирать хлопок?
– А? Не-а.
– А нас заставляли. Вывозили всех с августа по октябрь. Это называлось Программа социальной адаптации.
– Угу.
– А в семьях [61] ты когда-нибудь жил?
61
Имеются в виду фостерные семьи, куда помещают трудных подростков с целью реабилитации.
– Ага, – ответил сосунок. – Однажды, когда мне было восемь. Там было не так уж плохо. А потом им пришлось куда-то переехать. А меня взять с собой не смогли. Что-то связанное с работой отца. – Он показал пальцем через ветровое стекло. – Вот мы и приехали.
– Я припаркуюсь через квартал. А потом вернемся по аллее.
– ОК. Ну конечно.
Мы прошли по аллее и спрятались в тени. Помойка. Газеты, разбросанные ветром. Над нами никаких окон – глухая стена. Трэй указал на клинику.
– Не знаю, – заметил я. – Что-то место слишком открытое.
– Да нет. Только не с тыла. Вон там проходит еще одна аллея. У клиники своя разгрузочная парковка.
– Не знаю, – повторил я и дал ему пройти вперед. Затем вытащил крепкие рабочие перчатки, которые держал в заднем кармане, и, задержав дыхание, натянул их. Я мог бы сделать это разными способами, но он был тощ, как котенок, поэтому это должно было сработать.
Когда Трэй повернулся, то даже отпрыгнул, потому что я подошел действительно очень близко, но было уже поздно. Я обхватил его горло. В его глазах появился ужас понимания того, что должно было произойти, и они налились кровью. Раньше я часто видел такие физиономии.
– Ш-ш-ш-ш, – успокоил я его. – Тише. Тише.
Он попытался сопротивляться, но руки у меня были длиннее на добрых девять дюймов. Лицо его стало бордового цвета, капилляры выпирали и лопались под его кожей. Он попытался достать этот маленький нож-бабочку, но тот выпал и загремел по тротуару. В этот момент я сжал пальцы и сломал его подъязычную кость. Его глаза задергались и закатились назад. Воздух с последним всхлипом вырвался из его тела, и я почувствовал вонь его испражнений. Язык вывалился наружу, как толстый, измученный слизняк. Когда я положил тело на землю, то почему-то подумал, что надо было сначала все объяснить ему, объяснить, что все это только ради девочек. Хотя, наверное, это не сделало бы его последние минуты легче.
Я проверил оба выхода из аллеи, там, где ночь разгонялась уличными фонарями, а потом подогнал пикап так, чтобы дверь была скрыта в тени деревьев. Посадил труп на пассажирское место и облокотил его голову на боковое окно. Я планировал выехать из города по второстепенной дороге, которая плохо освещалась, предварительно запаковав его в мешки и засунув в кузов. Но он так естественно выглядел на переднем сиденье, опираясь головой о стекло, как будто только что заснул. И хотя в кабине воняло его посмертным дерьмом, между нами даже появилась какая-то близость.