Остров Разочарования
Шрифт:
За поворотом они наткнулись на негров, о которых совсем было забыли в переполохе. Бросив свою кладь, негры лежали ничком, уткнувшись в траву и зажав уши пальцами. Они все еще не могли прийти в себя от выстрелов и с ужасом ждали продолжения стрельбы.
— А ну, вставай, ребятки! — благожелательно промолвил Егорычев по-русски, рассудив, что к ним можно с одинаковым успехом обращаться на любом из европейских языков.
Негры оставались недвижимы и безгласны.
Егорычев присел на корточки
— Вставай, вставай, браток! Нечего трусить…
Негр продолжал молчать, стараясь еще глубже спрятать лицо в траве.
Мообс брезгливо смотрел на островитян.
— Вы не умеете обращаться с цветными, — заметил он Егорычеву тоном более опытного и решительного человека. — Посмотрите, как они у меня сейчас заговорят.
И он размахнулся, чтобы пнуть ногой ближайшего негра.
Лицо Мообса, еще только что добродушное и полумальчишеское, теперь было жестоким, злым и гадливым.
Но Егорычев изо всей силы стукнул Мообса по ноге.
— Вы что, с ума сошли?!
Репортер охнул от боли и насупился, как мальчишка, которому не дали ответить урок в тот единственный раз. когда он его знал на пятерку.
— Ну, чего же ты, парень? — еще ласковей обратился Егорычев к негру по-русски. — Вставай!.. Никто тебя не укусит…
— Милорд! — неожиданно ответствовал негр по-английски, все еще не решаясь оторваться от земли и глянуть на говорившего с ним. — О сэр, не извергайте на нас смертоносного огня из вашего мушкета!
— Ого, — поразился Егорычев, — да ты разговариваешь по-английски почище меня! Как тебя зовут, дружище?
— Меня зовут Гамлет, сэр, — отвечал негр, все еще не решаясь подняться.
— Его зовут Гамлет, милорд, — подтвердил второй негр, тоже не меняя своего положения.
— А ну, вставай, Гамлет, принц датский! — весело промолвил Егорычев и попытался приподнять его.
Подбодренные дружелюбной интонацией этих слов, негры наконец подняли свои головы. Oни увидели улыбающееся лицо Егорычева, и их физиономии, с которых еще не успело сойти выражение простодушного испуга, вдруг выразили поистине священный ужас, тотчас же сменившийся радостью, восторгом, блаженством, экстазом.
Они вскочили на ноги, словно их подбросила какая-то невидимая пружина, и с торжествующими криками: «Белый с желтой бородой! О, белый с желтой бородой!», стремглав бросились вниз по тропинке.
X
— Вы поняли что-нибудь? — спросил Егорычев.
— По совести говоря, ничего, — честно сознался Мообс. — Кажется, они испугались вашей бороды.
— Не думаю. Скорее, она их обрадовала. В первый раз встречаю людей, кроме меня самого, которым моя борода так искренне понравилась… Да, вы заметили, они говорят по-английски?
—
— Одно дело — в Америке… Но здесь ведь не Америка… Голые, бесспорные дикари, а говорят по-английски на острове, не обозначенном на карте!.. Удивительно!.. Голого дикаря зовут Гамлетом! И потом вам, Мообс, не странно, что на этом острове оказались именно негры? Скорее здесь можно было бы ожидать индейцев. Ведь мы ближе к Южной Америке, чем к Африке…
— Ну, это уже философия. По-моему, нам нужно поскорее возвращаться наверх. Там, безусловно, беспокоятся. Особенно после вашей стрельбы и наших криков.
— Ваша правда, Мообс, — согласился Егорычев. — Пошли! Они подобрали брошенную неграми кладь и спустя несколько минут уже были на лужайке.
Фламмери и Цератод осторожно вышли им навстречу из-за дальних деревьев.
— Ну что, вы его убили? — спросил Цератод, автоматически впадая в начальственный тон.
— Он выскользнул из рук, как угорь, — сказал Егорычев. Мообс понурил голову. Вот сейчас станет всеобщим достоянием злосчастная история с предохранителем. Но Егорычев не обмолвился об этом ни единым словом.
Предоставив Мообсу рассказывать о том, как удалось ускользнуть последнему оставшемуся на воле эсэсовцу, Егорычев заглянул в пещеру к Смиту. Оба эсэсовца спали или прикидывались спящими. Кочегар сидел в дверях на деревянном ящике и боролся с дремотой.
— Ну как, — встрепенулся он, завидев Егорычева, — поймали?
— Тссс! Не будем будить пленных! — подмигнул Егорычев, присел на краешек ящика и шепотом, на ухо, поведал Смиту, как обстоят дела. Но о промахе репортера он и ему ничего не сказал.
— Вам придется еще немного покараулить, — добавил он напоследок. — Сейчас я уложу нашего репортера отдыхать, а через часок он вас сменит.
— Невредно было бы подежурить и этому мистеру Фламмери, — высказал свое мнение кочегар. — А то как бы он не разжирел от безделья.
— Ему, может быть, было бы и невредно. Но нам, нашему общему делу, это, пожалуй, могло бы повредить.
Для полной ясности Егорычев мотнул головой в сторону пленных и выразительно пожал своей правой рукой левую.
— Понимаю, — сказал кочегар, тщательно обдумав слова Егорычева. — Это мне тоже приходило в голову.
— То-то же! — развел Егорычев руками и вышел из пещеры. У выхода его перехватил Мообс.
— Егорычев! — патетически обратился к нему репортер. — Благодарю вас от всего сердца. Вы настоящий джентльмен, и я вас еще больше полюбил!
— Ложитесь отдыхать, старина, — деловито промолвил Егорычев, который терпеть не мог приподнятых интонаций. — Через час вам придется сменить Смита.