Остров Русь 2, или Принцесса Леокады
Шрифт:
А в это время из окна одного из домов за сражением наблюдал незнакомец в черном, чье имя пока останется для нас загадкой. Черная ряса зловеще колыхалась вокруг его тощего тела.
— Алена, — сказал незнакомец, обращаясь к кому-то в соседней комнате, — эти молодцы на площади мне кажутся подозрительными.
— Да когда ж ты от людей добрых отстанешь, Гапон! — раздался в ответ низкий и мрачный женский голос.{37}
Словно не слыша в голосе
— Тот, чернявый, сразу видно — дурак. А дураки опасны… Того ж, на печи, пожалуй, можно будет использовать…
Однако вернемся к нашему герою.
Расправившись с дровами и потирая многочисленные синяки, Иван приблизился к перепуганному Емеле.
— Познакомься-ка с моей левой рученькой! — крикнул Иван и отвесил Емеле оплеуху.
Емеля охнул.
— Познакомься-ка и с правой рученькой! — продолжил Иван.
Емеля ахнул. Потер горящие огнем щеки и удивленно констатировал:
— Левая рука у тебя покрепче будет. Левша, что ли?
— Левша, — смущенно признался Иван. — Переученный, правда…
— Так и я левша!
Недавние враги потупились.
— Ну что, разойдемся, что ли?.. — предложил Иван.
— А может, сперва поужинаем, богатырь? — предложил Емеля.
Польщенный Иван улыбнулся.
— А с поленьями ты лихо управлялся, — признал он. — Я уж думал — не сдюжу!
Емеля зарделся.
— Я трактир один знаю, — начал он. — Медовуха там знатная…
— Медовуха — это дело.
Не сговариваясь, Иван с Емелей собрали с земли щепки и запихали их в печь. Потом Емеля взобрался на лежанку, Иван — на коня, и новоиспеченные друзья неспешно двинулись к трактиру.
— Я печи-то люблю, — смущенно признался Иван. — С малых лет на загнетке валялся. Зола теплая, сажа мягкая… Мамка парным молочком поит. Лепота! Одна беда — отмыться толком не могу. Зола аж до костей въелась.
— Ничего, — махнул рукой Емеля. — Сходим как-нибудь в баньку, отскребем…
— А ты зачем в стольный град пожаловал? — поинтересовался Иван. — В богатыри?
— Не, куда мне в богатыри-то… — Емеля склонился с печи и прошептал Ивану на ухо: — Любовь у меня. Царевну полюбил.
— Какую?
— Несмеяну, дочку Владимирову. Вот рассмешу ее да и получу в жены. Еще и полцарства обещают.
— А как рассмешишь?
Емеля засмущался:
— Да… Есть у меня одна примочка… Справлюсь.
За разговором и не заметили, как до трактира добрались. Народ на улицах дивился, но охальничать не спешил. Видать, булава Иванова производила хорошее впечатление на заносчивых киевлян.
У трактира Иван слез с коня, бросил поводья подбежавшему мальчишке-половому и велел:
— Задашь меру овса да протрешь досуха. Не ленись, а то обижу.
Иван двинулся в гостеприимно
— Нарубишь дров, только осиновые не бери, бери березовые. От них жара больше, а копоти меньше. Золу выгребешь. Приду — проверю!
Свободный стол нашелся не сразу. Пришлось выгрести из-за него четверых пьяных киевлян да отнести их к двери. После этого друзья уселись друг против друга и лукаво переглянулись.
— Медовухи! — гаркнул Иван.
— Зелена вина! — добавил Емеля.{38}
Из закуски имелись лишь медовые пряники по копейке пара и печеные каштаны. Но друзей это не смутило.
— Как будешь к Несмеяне пробиваться? — поинтересовался Иван после третьей кружки медовухи. — Простых мужиков к ней пускать не велено.
— А я простой? — плаксиво спросил Емеля, роняя голову в ладони. — Простой, да?
— Емелюшка, не обессудь… — Иван похлопал друга по плечу. — Я-то знаю, какой ты крутой, а Владимиру сие неведомо. Знаешь что, иди-ка со мной в богатыри! Тут-то тебе дорога к Несмеяне открыта будет.
— Подумаю, — наполняя очередную кружку, сказал Емеля. — Подумаю…
Медовуха с пряниками шла замечательно. Когда бражники приступили к зелену вину, на Ивана напала сентиментальность.
— Ох, отец-богатырь, как же ты без меня будешь? — причитал он. — Кого теперь сечь станешь? Ох, мамка! Ох, печка теплая… Я ее, бывало, по всей избе двигал, выбирал, где поуютнее…
— А моя печка сама ездит… — лепетал Емеля. — Это все она… Она удружила…
— Кто она? Печка?
— Какая печка?
Иван поморгал и наполнил кружки заново.
— Она… — продолжал говорить загадками Емеля. — И в Киев она меня отправила. Женись, говорит, на царевне. А я ехать не хотел, ленивый я очень. К тому же и родным помогать надо. Папка старый… ик!.. мамка старый… Как они дрова из леса возить будут?..
Емеля встал и побрел к двери. Иван продолжал пить. Когда Емеля вернулся, будущий богатырь уже заказал новую четверть вина.
— Печку я домой отправил! — падая на стул, сообщил Емеля. — Пускай она мамке дрова возит! Наливай!
От дальнейшего вечера у Ивана сохранились самые смутные воспоминания. Помнилось, что ходили они с Емелей по трактиру и спрашивали у бражников, не печенеги ли они. Но печенегов не нашлось. Потом пили медовуху. Потом опять зелено вино. Иван кричал, что Емеля ему теперь — брат родной, а Несмеяна — золовка ненаглядная. И объяснял, что Емеля непременно будет богатырем. Пили. Требовали у трактирщика закуску, но и пряники и каштаны кончились. Емеля клялся, что для Ивана ему ничего не жалко. И что закусь он враз организует…