Остров Ша
Шрифт:
Могучий удар костями «шесть-шесть» и «пусто-пусто», едва не разломил стол, заставил Ирину Викторовну подпрыгнуть в кресле и приложить ладонь к своей роскошной груди. А ликующий вопль двух лужённых глоток: «Адмирал!», был такой силы, что в салон прибежал командир катера, видимо, решив, что судно дало сильную течь, и стало тонуть.
Вытирая слёзы счастья, толстяк сообщил ему:
– Гриня теперь у нас адмирал!
Командир, в старой «канадке», оценивающе посмотрел на военно-морского франта и согласился:
– Похож.
Он вернулся в ходовую рубку, откуда
Глава 3. Рельеф острова Ша, из под козырька фуражки с крабом.
Остров, появившийся на горизонте, к которому шхуна шла долгими неделями, окружённая лишь морской и небесной синевой, может вызвать душевный спазм.
А если вы стоите на палубе катера, пусть и ровесника парусного флота, который неторопливо шлёпает между фьордами, и выясняется, что гранитные исполины с левого борта это материк, а такие же гигантские каменюки с правого, это уже остров, то может возникнуть чувство неловкости перед светлой памятью незабвенного Робинзона К.
Но аналогия со знаменитым моряком из Йорка, проведшим на острове 28 лет, была неуместна, поскольку пребывание лейтенанта Эф на острове Ша изначально было ограничено жёсткими возрастными рамками увольнения в запас младших офицеров. Да, и «хутора Мирного», с его оградками вокруг памятников, возле которых духовой оркестр выдувает грустные мелодии, на острове не значилось.
Нет, когда-то кладбище безусловно существовало, ведь поселение на острове Ша было известно с далёких веков. Люди жили рыбным и, даже, китовым промыслом, а в названии рыбацкого посёлка, процветавшего и в колхозные времена, значилось имя великого князя Владимира Александровича, объезжавшего северные земли империи и лет двести тому назад, посетившего это место.
Но на очередной волне страстей с Западом, когда от непродолжительного братания, настроения перекатились к долгой ненависти, остров перешёл к военным. На карте Баренцевого моря, остров Ша был похож на тесак, который для острастки натовских морских бродяг, вытащили из ножен Кольского залива.
Именно тогда, «хутор Мирный» на острове Ша и перестал принимать новых клиентов.
Вокруг бухты острова, где когда-то стояли рыбацкие лодки, а теперь стайками были пришвартованы малые противолодочные корабли и тральщики, сопки взгромоздились особенно неприступно, оставив крошечный, относительно ровный кусок земли, на котором и приютились две пятиэтажки и несколько строений пожиже. В посёлке имелись котельная, школа, в которой учителей и учеников было почти поровну, магазин, почта и двухсотметровая дорога, с одним– единственным дорожным знаком, созданная, похоже, динамитом.
Улиц, кстати, в посёлке числилось две. Хотя вторая, появилась скорее из-за причуд местного рельефа, чем по замыслу градостроительного ведомства. На одном конце авеню, растопырился красный серп с молотом, своими размерами способный осчастливить какой-нибудь крупный областной центр, а на другом, можно было опять восторгаться суровой красотой моря командора Баренца.
Из иллюминатора каюты командира бригады,
В посёлок вела основательная, с площадками, лестница из толстых брёвен. Она, как дорогой галстук, добавляла внешности сопки солидности, и на морской манер звалась трапом.
Казалось, если подняться по этому, длинному трапу, то за скульптурой эпохи развитОго социализма и углом рыжей пятиэтажки, откроется вид на большое городище.
Но не будем плести военную тайну на ровном месте и повторим, что база кораблей размещалась в самом узком месте острова, поэтому поднявшись по бесконечному трапу, человек опять видел свинцовые волны Баренца.
Кстати, на этот счёт, в синей папке Кости, сохранился рисунок , на котором изображён лейтенант в фуражке, с огромным, шитым «крабом», в конце длиннющего трапа. Литературный вариант подписи к иллюстрации может звучать примерно так : «Подумать только, опять море!»
К комбригу, Костю пригласили, как только он сошёл с катера. Это был коренастый мужчина, лет сорока, у которого шея отсутствовала, а голова была вкручена прямо в широкие плечи.
Если бы этот капитан второго ранга выиграл какое-нибудь важное морское сражение, и благодарные потомки решили увековечить память о нём, то при создании достоверного образа флотоводца, тонких инструментов не потребовалось , а обошлись бы топором и кувалдой.
Но дураков, нападать на страну Советов с моря, не наблюдалось, и претензии капитана второго ранга к мировому империализму не несли конкретики и вписывались в привычный текст советского плаката.
От напряжённой международной обстановки комбриг перешёл непосредственно к долговязой фигуре лейтенанта Эф.
Комбриг повернулся к замечательному окну, и за отсутствием волшебной палочки, взмахнул своим здоровенным кулаком, отчего сонный штиль в бухте острова Ша сменился беспокойной волной Бискайского залива, или даже штормом в Индийском океане.
Но трудяги-«горбатые» имели ограниченную мореходность, поэтому щедрый на перспективы начальник, перенёс лейтенанта Эф на самые современные, советские корабли: ракетный крейсер или даже авианосец, уверенно режущие океанскую волну. Фантазия этого мужчины играла яркими красками его собственных юношеских грёз.
Но бестолковый лейтенант Эф не проникся прелестью повествования, сутулился, безразлично посмотрел на мохнатые звёзды адмиральских погон, которые, по сути, ему протягивали из волшебного иллюминатора, и свернул бескрайние горизонты, развёрнутые перед ним, в тонкую трубочку:
– Я, товарищ комбриг, хочу на торпедной базе служить!
Начальник замер, как обугленный дуб, в который только что шарахнула молния. И было, признаться, от чего!
Представьте юную балерину, принятую на службу в Большой театр, которой директор, с дрожанием голоса, рассказывает о волшебном мире искусства, о партии Кармен, которую ( может быть, когда-нибудь, если повезёт) она исполнит на гастролях в Лондоне или Риме.
И тут, это небесное создание на тоненьких ножках заявляет, что вышеупомянутая Кармен ей абсолютно «по барабану», и желает она торговать пивом в театральном буфете!