Остров Ша
Шрифт:
– Это почему же?
– Я второй месяц, как закодировался. – Михаил Сергеевич элегантно щёлкнул себя в районе своего могучего кадыка.
Бодрый вид, розовый цвет лица и спортивный костюм, пусть и на фоне второй «беломорины» подряд, подтверждали это, скорее философское, чем медицинское, решение в судьбе механика.
Михаил Сергеевич швырнул за борт окурок, словно поставив точку в этом непростом вопросе, и перешёл к не менее запущенному:
– А почему,
– Блюю.
– Ну, и что?
– Ну, я очень сильно укачиваюсь. Вестибулярный аппарат слабый.
– А за каким лешим, ты на флот попёрся?
Логичные вопросы далеко не всегда имеют логичные ответы, поэтому Эф пожал плечами, и вывалил то, что было:
– Наверное, семейная традиция. У меня отец капитан первого ранга.
– Всем было бы спокойнее, если бы твой папаша работал гинекологом.
– Может быть.
– Ну, так пусть отец перетащит тебя куда-нибудь, где не капает.
– Не может он… теперь.
– Почему?
– На пенсион его попросили.
Эф щёлкнул себя по горлу, озвучивая крушение папиной карьеры, налетевшей на айсберг антиалкогольной компании в стране.
– Понятно. – кивнул Михаил Сергеевич. – Но без папы, я не знаю, как ты переведёшься на свою торпедную базу, потому что о «море на замок в 18.00» мечтают многие. Правда, кроме тебя, вслух этого никто не говорит. Поэтому, в твоём случае, «Махов» подходящее место. С учётом того, что из кандидатов на должность командующего Северным флотом, тебя уже вычеркнули.
– Почему?
– Ну, потому что как-то стрёмно доверять такому субъекту ядерный флот.
– Да нет. Почему «место подходящее»?
– «Махов» отходит от причала не намного чаще, чем «Аврора». Да, и то для того, чтобы загрузиться в Мурманске консервами, досками и прочим барахлом. Но это, если на борту нет «партизан».
– Партизан?
– Конечно, это ведь корабль для переподготовки резервистов. Тебе, что об этом в кадрах не говорили?
– Кадровик спросил, есть ли у меня преподавательские способности.
– Какие? «Преподавательские»?
– Так их же обучать надо…наверное.
– Они тебя сами научат, профессор! Ты, кстати, женат?
– Женат.
– Жена где?
– В Питере, с дочкой.
– Ну, вот, как приедет, скажи ей, чтобы не вздумала партизанам одеколон покупать!
– С какого перепуга, она будет партизанам одеколон покупать?
– Ну, они её, сто пудов, об этом попросят. А на острове Ша, между прочим, сухой закон. И одеколон в лавке им не отпускают. Вот, они и пытаются через новеньких отовариться. Они нажрутся, а комбриг тебе же башку и открутит.
Лейтенант погрузился в размышления, озадаченный внезапным появлением на своём горизонте, партизан.
– А
– Если тебе пострелять хочется, попросись на «горбатые», там этого добра – залейся. А «партизаны» готовятся сами. Один трюм «Маслова» переделали под матросские кубрики, вот там они и готовятся. На койках, в три яруса. Как одна партия подготовится, так другая подъезжает, через полтора месяца.
– Они же одуреют за сорок пять суток!
– А я тебе про одеколон, просто так, что ли говорю?
– Но подготовку им организовать должны были…
– «Должны были» в восьмидесятом году коммунизм построить и деньги отменить. Но уже на пять лет опаздываем, а отменили пока только водку.
Эф вздохнул, как будто срыв сроков построения бесклассового общества, в отдельно взятой стране, стал для него открытием.
– А матросов на корабле сколько?
– По штату девятнадцать, в наличии пятнадцать. По бойцам, тебе всё Эбёнс расскажет.
– Кто?
– Боцман.
– Русский?
– Однозначно.
– Фамилия у него какая-то странная.
– Это псевдоним. Но он его себе не сам выбирал, поэтому так называть боцмана не рекомендуется.
Глава 6. Душевные муки боцмана Эбёнса.
Свой вес Валерий Яковлевич, почему-то, мерил не килограммами, а пудами. И если возникал вопрос, сколько он всё-таки весит, Яковлевич, с сомнением грузчика, которому предстоит «на глаз» определить тяжесть конструкции, похлопывал себя по животу:
– Я сейчас набрал немного… – и выдавал приблизительный результат прикидок: -Пудов семь… с гаком.
Ну, и конечно, когда такая семипудовая махина, грохнулась в трюм, шансов остаться целой, было мало. Там, ведь, свободного полёта метров пять! Вот, у Яковлевича, позвонки и хрустнули, покрывшись трещинами.
Тогда грузоподъёмной операцией по эвакуации своих семи пудов, боцман, лёжа в трюме, руководил лично, потому что в непростых ситуациях привык полагаться только на себя.
С того падения прошло пять лет, не притушивших огоньки в глазах Яковлевича, но оставившие ему на память о несчастном случае, нервный тик и глубокие познания в отдельных разделах медицины.
Ввиду малочисленности офицерского состава на «Маслове», количество едоков в кают-компании, было увеличено силами мичманов корабля, включая, конечно, и боцмана.
И нервный тик Яковлевича, настораживал Эф, поскольку они сидели рядом. Первое время, лейтенант не мог избавиться от ощущения, что боцман заглядывает в его тарелку.