Остров сокровищ. Владетель Баллантрэ
Шрифт:
Я спросил, что ему угодно, и он потребовал рому. Я кинулся было из комнаты, чтобы исполнить его приказание, но он сел за стол и подозвал меня к себе. Я остановился с салфеткой в руке.
– Поди-ка сюда, сынок, – сказал он. – Подойди поближе.
Я подошел.
– Этот стол накрыт для моего дружка Билли? – спросил он, ухмыляясь.
Я ответил, что не знаю никакого Билли и что стол накрыт для одного нашего постояльца, которого мы зовем капитаном.
– Ну что же, – сказал он, – мой дружок Билли скорей всего и величает себя капитаном. У него
Я ответил, что капитан пошел пройтись.
– А куда, сынок? Куда он пошел?
Я показал ему большой утес и сказал, что капитан должен появиться оттуда.
– А когда?
И, задав мне еще несколько разных вопросов, он проговорил под конец:
– Да, мой товарищ Билли обрадуется мне, как выпивке. Однако лицо у него при этих словах было злобное, и я имел все основания думать, что капитан будет не слишком-то рад встрече с ним. Но я тут сказал себе, что это меня не касается. И, кроме того, трудно было предпринять что-нибудь при таких обстоятельствах. Незнакомец стоял у самой входной двери трактира и следил за углом дома, словно кот, подстерегающий мышь. Я хотел было сам выйти на дорогу, но он тотчас же окликнул меня. Я не сразу ему повиновался, и его бледное лицо вдруг исказилось таким гневом, и он разразился такими ругательствами, что я в страхе так и подскочил. Но едва я вернулся, он стал разговаривать со мной по-прежнему, не то льстиво, не то насмешливо, потрепал меня по плечу, сказал мне, что я славный мальчишка и что он сразу меня полюбил.
– У меня есть сын, – сказал он, – и ты похож на него как две капли воды. Он гордость моего родительского сердца. Но для мальчиков главное – послушание. Да, сынок, послушание. Вот если бы ты поплавал с Билли, тебя не пришлось бы окликать два раза. Билли никогда не повторял приказаний, да и другие, что с ним плавали… А вот и он, мой дружище Билли, с подзорной трубой под мышкой, благослови его Бог! Давай-ка пойдем опять в зал, спрячемся за дверью и устроим Билли сюрприз, обрадуем Билли, благослови его Бог!
С этими словами он загнал меня в общую комнату, в угол, и спрятал у себя за спиной. Мы оба были заслонены открытой дверью. Мне было и неприятно и страшновато, как вы можете себе представить, особенно когда я заметил, что незнакомец и сам определенно трусит. Он высвободил рукоятку своего кортика, чуть-чуть вытащил его из ножен и все время делал такие движения, как будто глотает какой-то кусок, застрявший у него в горле.
Наконец в комнату ввалился капитан, хлопнул дверью и, не глядя по сторонам, направился прямо к столу, где его поджидал завтрак.
– Билли! – проговорил незнакомец, стараясь придать своему голосу твердость и смелость.
Капитан повернулся на каблуках и увидал нас. Загар как бы сошел с его лица, даже нос его сделался синим. У него был вид человека,
– Разве ты не узнаешь меня, Билли? Неужели ты не узнаешь своего старого корабельного товарища, Билли? – сказал незнакомец.
Капитан открыл рот, словно у него не хватило дыхания.
– Черный Пес! – проговорил он наконец.
– Он самый, – ответил незнакомец, несколько приободрившись. – Черный Пес пришел проведать своего старого корабельного друга, своего Билли, живущего в трактире «Адмирал Бенбоу». Ах, Билли, Билли! Сколько воды утекло с тех пор, как я лишился двух своих когтей! – воскликнул он, подняв искалеченную руку.
– Ладно, – сказал капитан. – Ты выследил меня, и я перед тобою. Говори же, зачем пришел?
– Узнаю тебя, Билли, – ответил Черный Пес. – Ты прав, Билли. Этот славный мальчуган, которого я так полюбил, принесет мне стаканчик рому. Мы посидим с тобой, если хочешь, и поговорим без обиняков, напрямик, как старые товарищи.
Когда я вернулся с бутылкой, они уже сидели за столом капитана друг против друга.
Черный Пес сидел боком, поближе к двери и одним глазом смотрел на своего старого друга, а другим – на дверь, путь к отступлению.
Он велел мне уйти и оставить дверь открытой настежь.
– Чтобы ты, сыночек, не подсматривал в замочную скважину, – пояснил он.
Я оставил их вдвоем и ушел на кухню.
Долгое время, несмотря на все старания, я не слышал ничего, кроме невнятного говора. Но мало-помалу голоса становились все громче, и наконец мне удалось уловить несколько слов, главным образом бранных, летевших из уст капитана.
Раз капитан закричал:
– Нет, нет, нет, нет! И довольно об этом! Слышишь?
И потом снова:
– Если дело дойдет до виселицы, так пусть на ней болтаются все!
Потом внезапно раздался страшный взрыв ругательств, стол и скамьи с грохотом опрокинулись на пол, звякнула сталь, кто-то вскрикнул от боли, и через минуту я увидел Черного Пса, со всех ног бегущего к двери. Капитан гнался за ним. Их кортики были обнажены. У Черного Пса из левого плеча текла кровь. Возле самой двери капитан занес кортик для последнего, самого страшного удара и, несомненно, разрубил бы убегающему голову пополам, но кортик зацепился за большую вывеску нашего «Адмирала Бенбоу». На вывеске внизу, на самой раме, до сих пор можно видеть след от него.
На этом битва кончилась.
Выскочив на дорогу, Черный Пес, несмотря на свою рану, принялся улепетывать с такой удивительной скоростью, что через полминуты исчез за холмом. Капитан стоял, остолбенело уставясь на вывеску. Затем несколько раз провел рукой по глазам и вернулся в дом.
– Джим, – приказал он, – рому!
Он слегка пошатнулся при этих словах и оперся рукой о стену.
– Вы ранены? – воскликнул я.
– Рому! – повторил он. – Мне нужно убираться отсюда. Рому! Рому!