Остров страха
Шрифт:
– Ага.
– Переживаешь?
– Немного.
– Перестань. Сукин сын еще получит свое…
Наташа покачала головой. Для человека, ногами открывающего двери в высокие полицейские кабинеты, Федор Чудинов обладал достаточным количеством цинизма, но иногда и он перегибал палку.
– Он не сукин сын, он всего лишь несчастный функционер.
– У функционеров всегда счастье. Ладно, бог с ним, у меня к тебе предложение.
Чудинов взял небольшую паузу, которой как раз хватило, чтобы Наталья успела сделать глоток кофе.
– Я решил отдать тебе отдел криминальных расследований. Весь,
Наташа задумалась. Целый отдел в подчинение? Месяц назад она бы обрадовалась и закатила громкую пирушку.
– Слышу неописуемый восторг, – заметил Чудинов.
– Ну, как вам сказать…
– Другого ответа не ожидал. Знаешь, Наталка, я не могу смотреть на тебя такую. О моей рыжей гарпии напоминает только цвет волос. Даю две недели, возьми Киру и отправляйтесь отдыхать. Когда почувствуешь, что готова работать, возвращайся.
– А если не почувствую?
– Все равно возвращайся. Твои колонки вместо тебя никто делать не будет, даже если власть в этой стране поменяется десять раз.
– Наша журналистика не выдержит больше ни одной смены власти.
– Ты ее недооцениваешь. Просьбы есть?
– Одна.
Чудинов хмыкнул. Его доброта имела известные пределы. Предлагая озвучить просьбы, он, как правило, предполагал на их отсутствие.
– Отпустите уж и Стасика. Ему без меня в редакции все равно делать нечего, мы столько лет в одной связке, что даже в отпуск уходим вместе. Пусть отгуляет со мной.
Чудинов вздохнул.
– Забирай. И две недели я вас со Стасом не слышу и не вижу.
– Спасибо. Да, еще, Федор Николаевич…
Но в трубке уже маршировали короткие гудки.
Наталья посмотрела на Киру. Племянница, подперев голову рукой, грызла последний ломтик картофеля.
– Все хорошо, теть Наташ?
– Лучше не бывает. Допивай коктейль и поехали.
Кира уничтожила напиток в два глотка.
6
Времени на сборы потребовалось немного. Кира одними глазами крикнула «Да!!!» на предложение пожить в палатке у озера, посидеть вечером у костра, похлебать дикого супчика с тушенкой и послушать истории умных людей. Взгляд Киры всегда был красноречивее слов, а с возрастом и после смерти родителей, когда девочка стала и вовсе замкнутой, ее маленькие серые глазенки оставались едва ли не единственным средством общения с окружающим миром.
Фоторепортера Стасика, в отличие от девочки, предложение повергло в ступор. Обычно он доводил до истерики своими жалобами на зарплату и неуважение руководства к его заслугам, а уж если неожиданные предложения нарушали его личные планы, то нытье становилось невыносимым. Но в этот раз Стасик долго молчал, и Наташа воочию представляла, как он поглаживает свои усики и бородку, взвешивая все «за» и «против». В конце концов, Наталья не выдержала:
– Что означает твоя мхатовская пауза? Что ты в гробу видал целую неделю жизни в палатке на берегу живописного южноуральского озера?
– Ну… – протянул Стасик.
– Не нукай.
– А что… нестяжание, целомудрие и послушание – не такие уж плохие вещи.
– А для чего тогда жить? – Наташа резко сменила игривый тон. – Ладно, друг, что с тобой?
Стасик снова помолчал, и в тишине послышалось женское пение. Наташа вздохнула: вот где собака…
Стас женился год назад. Неожиданно и сумбурно, едва успев поставить в известность своего лучшего друга. Возможно, решение надеть кольцо на безымянный палец правой руки стало неожиданностью и для него самого (Наталье, во всяком случае, так и показалось), но если внезапную женитьбу еще как-то можно оправдать состоянием крайней психологической нестабильности, то уж ежедневное супружество требует трезвости и кропотливого труда. Похоже, Стас оказался не готов к постоянному присутствию рядом чужеродного организма, и хотелось бы ему возопить в точности по Аверченко: «Ведь жила же ты без меня двадцать с лишним лет, так неужели и часа не потерпишь?!» – но темперамент не позволял.
Эх, Стасик, Стасик, голуба ты моя бородатая…
– Дружище, – сказала Наташа, – я с удовольствием поддержу твою кандидатуру осенью, когда мы сядем обсуждать новый состав редколлегии. Я знаю, как ты хотел получить новую медальку на левую грудь.
– Это жестоко, – выдавил Стас.
– Жестоко бросать друга в трудную минуту. Кто тебе дороже – я, знающая тебя с первой сигареты, или баба, женившая на себе силой?
– Наташ, перестань…
– Стас, ты о первом своем трахе рассказал мне, значит, ближе у тебя никого нет. А мне сейчас действительно паршиво. Ты же знаешь, как я устаю с Кирой, нам срочно нужен свежий воздух. Выручай.
– Ладно. Что ты предлагаешь?
– Поехали куда-нибудь под Кыштым. Соберем людей, посидим на берегу, пожрем мяса.
Стасик вздохнул. Он уже готов был принять предложение – не мог не принять как действительно единственный и самый близкий друг – но в его личной жизни хватало и своих недоразумений.
Он перешел на шепот:
– А куда я жену дену?
– Боже… возьми с собой. Неделю как-нибудь потерплю, тем более что спать с тобой не планирую.
– Ты тоже не в моем вкусе, рыжая. Ладно, выступила на «четверку», амиго, что-нибудь придумаю. Но учти, я запомнил насчет решающего голоса на совете в сентябре.
– И не забывай.
Уже через несколько дней три автомобиля выехали из города по Свердловскому тракту. Кира села в «двенашку» дяди Кости, редакционного водителя, еще не отгулявшего свой плановый отпуск. Безалаберный, но добродушный рослый детинушка долго не раздумывал над предложением отдохнуть, принял его сразу. Кира с огромным удовольствием слушала в дороге анекдоты, не предназначенные для детских ушей. В замыкавшей колонну «Тойоте» ехали декан факультета журналистики местного университета Вениамин Карев, его жена Татьяна и шестнадцатилетний сын Матвей. С ними Наталья и Стас дружили еще со студенческих времен, и она знала, что Карев, пусть и способный вывести из себя своей старомодной педантичностью и занудством, будет весьма уместен у ночного костра как интересный рассказчик.