Остров судьбы
Шрифт:
Несмотря на всю ее прелесть, было заметно, что она привыкла одеваться и причесываться иначе. Глядя на Аурелию, Джулио думал о том, как чувствует себя дочь в раззолоченном салоне матери после долгих лет, проведенных в пансионе, в салоне, где каждый норовит спрятать свою сущность глубоко внутри? И начинал понимать, что иногда простота стоит дороже, чем роскошь, а искренность ценится больше, чем умение искусно притворяться.
— Это Аурелия. Поскольку наш император считает, что девушки не предназначены для общественной жизни, она провела десять лет в закрытом заведении, где ее научили
Амалия подносила бокал с вином ко рту жестом императрицы, очаровательно шутила с гостями и при этом не забывала играть роль любящей и примерной матери. Однако в глубине души Джулио был уверен в том, что ей наплевать на Аурелию.
Дочь вернулась из пансиона, куда мать упрятала ее для того, чтобы она не мешала ей развлекаться, и теперь ее выставили на торги. Джулио не имел никаких шансов участвовать в них, и не только потому, что не имел состояния, а потому что был любовником Амалии. Со свойственным ему непостоянством и изменчивостью, едва проникшись симпатией к дочери, Джулио возненавидел мать. Он больше не желал с ней спать, потакать ее прихотям, а главное — зависеть от нее. Джулио решил бросить сорокалетнюю любовницу. Он забыл о том, что сам дал ей в руки вожжи и кнут, которые она не выпустит ни за что на свете.
Он пригласил дочь Амалии на танец и завел с ней беседу. Аурелия была застенчива, она опускала глаза и говорила шепотом.
— Вы впервые в Париже?
— Я жила здесь в детстве, но почти ничего не помню.
— Вам понравилось воспитываться в пансионе?
— Не знаю. Я все время чего-то ждала.
— А здесь вам нравится?
Аурелия помедлила, после чего смущенно промолвила:
— Я не знаю, как себя вести.
Неожиданно Джулио воспрянул духом и сделался красноречивым. Он пошел по проторенной дороге: рассказал о том, что он корсиканец и прибыл в столицу в поисках счастья.
— Вы были на войне? Я слышала, вы спасли жизнь моему отцу!
— Кто вам сказал?
— Мне говорила мама.
Аурелия смотрела на него, как на некое недосягаемое существо, что придало Джулио вдохновения. Эта девушка не была похожа на свою мать, ей были неведомы ни порочная плотская страсть, ни губительное притяжение золота.
Пока претенденты на ее руку подсчитывали содержимое своих кошельков, а заодно прикидывали, сколько денег может быть у самого де Сент-Эньяна, Джулио, как истинный корсиканец, решил действовать. С неделю он присматривался к Аурелии, незаметно очаровывая ее и исподволь подбирая ключи к ее сердцу.
Между тем, внутренний мир, равно как и характер этой девушки были похожи на тело медузы: нечто столь же вязкое, мутное и непонятное. В пансионе ее научили лишь заучивать молитвы, шить и покоряться чуждой воле. Она не читала книг, не знала, что творится за стенами монастыря. К семнадцати годам ее ум и воображение оставались совершенно неразвитыми.
Это было на руку Джулио: он понимал, что может открыть перед ней новый, интересный мир, полный яркого солнца и свежего ветра. Он рассказывал Аурелии о Корсике, представляя ее как свободный, прекрасный, воистину райский остров.
Постепенно
Для начала ему было необходимо встретиться и поговорить с Аурелией наедине. Тем более, ему было что ей сообщить: в качестве одного из наиболее вероятных кандидатов на роль жениха своей дочери Амалия назвала полковника Пирля, который был старше Аурелии на добрых четверть века.
Джулио проявил чудеса изобретательности и на одном из вечеров в салоне Амалии уговорил девушку обмануть мать: отправиться с ней за покупками, а выйдя из дому, сослаться на внезапную головную боль и вернуться обратно.
— Я буду ждать вас в экипаже. Клянусь, с вами ничего не случится. Мы просто поговорим. Вы мне верите?
Джулио посмотрел ей в глаза самым проникновенным взглядом, который только смог изобразить, и Аурелия прошептала:
— Не знаю.
— Я корсиканец. Для нас слово чести значит гораздо больше, чем любой письменный договор.
Его план удался, и на следующий день он привез Аурелию в ту самую квартиру, которую ее мать снимала для встреч с молодым любовником.
Она не без опаски вошла в дверь и огляделась. Как и во всех меблированных комнатах, в этом жилище витал дух бедности, неряшливости и пошлости.
— Вы здесь живете?
— Да. Вам нравится?
— Тут довольно мило.
— Я военный, и мне чужда роскошь, — ответил Джулио.
Аурелия повернулась и посмотрела не него.
— Мне тоже.
— Я рад. Именно об этом я и хотел с вами поговорить. Насколько мне известно, ваша мать собирается выдать вас замуж?
— Да, она говорила об этом.
— Она не спрашивала вас, за кого бы вы хотели выйти?
— Нет.
— И не спросит. Я прошу у вас прощения, но ваша мать… дурная женщина.
Последующие пять минут Джулио говорил без остановки. О нравах, царящих в салоне Амалии, о душевной слепоте генерала де Сент-Эньяна, о престарелых женихах.
— Это не может быть правдой!
Джулио подошел к Аурелии, взял ее за плечи и впился в ее лицо цепким взглядом своих стальных глаз.
— Неужели мать навещала вас так часто, как вам хотелось?
— Нет.
— Разве по ночам вы не плакали в подушку в холодной келье, думая о том, как вы одиноки?
— Такое случалось.
— У вас были красивые платья?
— Я носила форму пансионерки.
— Тем временем ваша мать обставляла свой салон шикарной мебелью, заказывала туалеты, собирала вокруг себя молодых и богатых бездельников, устраивала вечеринки с музыкой и танцами. Вы молились, а она пела и хохотала, вы поглощали скудную монастырскую пищу и пили простую воду, а она ела спаржу, устрицы, пирожные и вкушала изысканные вина. А теперь она хочет продать вас тому, кто предложит больше денег.