Остров судьбы

Бекитт Лора

— Ты немедленно отправишься на войну! — закричал генерал и схватил адъютанта за шиворот, намереваясь вытащить его из кареты как щенка, однако тот перехватил его руку и оттолкнул.

Джулио видел, как с треском рушится все, что ему удалось создать и чего удалось добиться за это время, но в этот миг он не мог сожалеть о картонном, пропитанном фальшью мире.

— Делайте со мной, что хотите, мне не будет хуже, чем вам, человеку, который мало что женился на шлюхе, так еще и оказался у нее под каблуком! Разуйте глаза, генерал, все это

время я спал с вашей женой!

Амалия негодующе вскрикнула.

— Он лжет, Жиральд, он лжет! Разве я способна связаться с таким ничтожеством!

Услышав это, Джулио закусил удила. Он желал уничтожить эту женщину, втоптать ее в грязь.

— У нее родинка на бедре, похожая на цветок; как думаете, откуда я могу об этом знать?!

Он ожидал, что де Сент-Эньян набросится на него с кулаками, попытается убить, но случилось иное. Все, что любил этот мужчина, ради чего воевал, для чего жил, внезапно утратило значение, перестало существовать. Джулио увидел совершенно пустое выражение лица, лишенные блеска глаза, трагически опущенные уголки губ — посмертную маску на лице живого человека. Генерал Сент-Эньян молча развернулся и пошел прочь, медленно переставляя ноги, так, будто двигался во сне.

Аурелия стояла на мостовой, вся в слезах, пошатываясь, как былинка, Амалия, теперь по-настоящему напуганная, ломала руки, не зная, бежать ли за мужем или оставаться на месте. Однако Джулио знал, что она переживет любое потрясение, как знал, что только что погубил душу человека, который привечал его, как собственного сына.

Каждое утро на рассвете Кармина будила Орландо, после чего они с сыном брали корзину и тележку и отправлялись на рынок за продуктами. Огромное солнце над горизонтом было кроваво-красным. На фоне раскаленного шара и розовых небес силуэты летящих птиц казались вырезанными из черной бумаги.

Орландо бежал с тележкой вприпрыжку; Кармина едва поспевала за ним. Он был еще мал и воспринимал работу, как игру, вместе с тем стал достаточно большим для того, чтобы задавать серьезные вопросы. Например, о том, кто его отец и где он сейчас. Именно тогда Кармина поняла, какую ошибку совершила, пытаясь внушить Винсенте Маркато, что Орландо — его сын. Теперь она не допускала и мысли о том, чтобы этот человек назвался отцом ее мальчика.

Кармина сказала Орландо, что его отец погиб на войне. К несчастью, вдовство и сиротство на Корсике были привычным делом.

Мать и сын нагрузили корзину и тележку рыбой, молоком, сыром, фруктами и зеленью и не спеша шли обратно, как вдруг Кармина заметила женщину, в которой было что-то знакомое. Она шла, словно не видя дороги, за ее спиной болталось ружье, которое, в отличие от ее поношенной, местами дырявой одежды, выглядело совершенно новым.

Кармина оглянулась ей вслед, потом догнала и взяла за рукав.

— Тетушка Беатрис? Я Кармина. Была служанкой в доме Леона Гальяни.

Взгляд Беатрис прояснился.

— Тебя прогнала Сандра?

— Да, —

ответила Кармина, опасаясь, как бы Беатрис не сказала что-либо лишнее при Орландо, поспешно добавила: — Это мой сын. Его отец погиб на войне.

Беатрис согласно кивнула, но в ее усмешке мелькнуло понимание.

— Теперь ты живешь в Аяччо?

— Да. А вы? Что привело вас сюда?

— Я не знаю, зачем пришла в этот город. Просто мне надоело жить в доме, который напоминает могилу.

— Несколько лет назад я видела вашу дочь. Она была жива и здорова.

— Мне сказали, Орнелла в Париже. Не знаю, что она там делает. Я сама виновата, потому что прогнала ее из дому, — голос Беатрис звучал устало, равнодушно и вяло.

— А ваш сын?

Взгляд женщина ожил и вновь потух. Она повела плечом, на котором висело ружье, и сухо произнесла:

— Прошло пять лет, но он не вернулся. Значит, его уже нет в живых.

— Иногда люди возвращаются и через двадцать лет.

— В таком случае нас будет разделять целая жизнь, и я никогда не смогу вернуть ему то, чего когда-то не дала.

— Где вы будете жить? — спросила Кармина.

Она сочувствовала этой женщине. Беатрис производила впечатление человека, который совершенно напрасно прожил свою жизнь.

— Я об этом не думала.

— Я превратила дом моего хозяина в гостиницу. Могу дать вам комнату.

— Мне нечем заплатить.

— Я не возьму с вас денег — ведь мы из одной деревни.

Они пошли рядом вдоль берега. Орландо толкал тележку — эту работу он не доверял никому. Женщины не разговаривали — ветер все равно унес бы слова в море, — однако обе чувствовали, что их начинает сближать некое молчаливое понимание. Обе были служанками в доме Гальяни, и обе одинаково пострадали. Только первый ребенок Беатрис умер, тогда как сын Кармины был единственной надеждой ее одинокой жизни.

Очутившись дома, Кармина отправила Орландо играть, а сама принялась разбирать продукты. Беатрис присела возле кухонного стола. Ружье она поставила в угол, так, чтобы иметь возможность не спускать с него глаз. Кармина вновь пожалела женщину, единственной опорой которой была эта страшная штука.

— Мне нужны помощники, мы с Орландо не справляемся. Я могу оставить вас здесь. Вы умеете готовить? Или, может быть, согласитесь убирать комнаты?

Беатрис не ответила. Она долго сидела молча, о чем-то размышляя, потом сказала:

— Твой мальчик от кого-то из сыновей Гальяни?

Руки Кармины, перебиравшие зелень, взметнулись, как птичьи крылья, и замерли. Она тяжело вздохнула и потупила взор. Перед Беатрис ей не пристало лгать.

— От среднего, Джулио.

— Неудачный выбор.

— Неважно. Прежде я жалела о том, что это случилось, а теперь нет. В Орландо вся моя жизнь.

— Он не знает правды об отце?

Кармина мотнула головой, смахнув с лица непокорную прядь. В иные моменты жизни она не собиралась себя щадить.