Остров Тасмир

Язвицкий Валерий Иоильевич

Но Успенский, хотя щеки его побледнели, сказал спокойно:

— Моя Анна выросла на Волге и управляется с лодкой, как самый ловкий рыбак.

В этот момент Анна Ивановна, оставив руль, быстро взмахнула багром и, зацепившись за первый плот, повернула лодку кормой вдоль каната.

— Хорош хозяйка! — одобрительно крикнул Тус и зачмокал от удивления губами, — настоящий рыбак!..

Между тем Семен Степаныч, перегнувшись через борт, что-то быстро привязывал. Барабан ворота слегка скрипел, сбрасывая последние кольца каната.

Грибов

опять нервно дрогнул и взглянул на него, а вслед за ним метнулись туда же тревожные взгляды других. Но это лишь на миг, и все снова вперили глаза туда, где копошилась перегнутая над водой фигурка Рукавицына.

Казалось, что все делается медленно, что время тянется бесконечно… Вдруг затрещал барабан ворота, а Семен Степаныч отпрянул назад. Тотчас же канат между плотами погнулся в середине, сгибаясь углом к устью реки, а оба плота стали сближаться, отходя назад. На первом плоте засуетились три человека с баграми, становясь на краю бревен.

Теперь Семен Степаныч и Анна Ивановна изо всех сил подтягивались на баграх же к первому плоту. Вот подтянулись и выскочили на бревна. Тянут лодку на плот, а плоты все ближе и ближе друг к другу. Привязанный канат от ворота медленно выходит из воды, вода бурлит и пенится вдоль него.

Привязанная сбоку к первому плоту лодка вдруг заплясала и запрыгала, как поплавок. Второй плот медленно, но сильно идет на нее, угрожая корме. Вот он коснулся кормы, носом прижал ее к первому плоту. Лодка затрещала и начала как-то странно вся разворачиваться. Вдруг с резким треском она разлетелась в куски, и плоты сдвинулись вплотную, дрогнув и закачавшись.

Прошло еще несколько минут, но плоты стояли неподвижно, и только пена и струйки воды около них показывали быстроту течения.

Семен Степаныч и Анна Ивановна вместе с прибывшими стали отвязывать другую уцелевшую лодку, большую и длинную. Усевшись в нее, они ухватились руками за канат и начали быстро подтягиваться по нему к берегу.

— Ур-p-pa! — приветствовали их с земли.

— Ур-ра! — отвечали они, продолжав изо всех сил подтягиваться по канату.

Минут через двадцать они выскочили на берег и, обмениваясь на ходу приветствиями, принялись вертеть ворот. Работали все без исключения, даже подростки, и плоты медленно ползли к берегу.

— Якорь есть? — крикнул Грибов, закрепляя вместе с Рукавицыным ворот.

— Есть, — отвечал Орлов, — на железной цепи. Они быстро вырыли и вырубили яму в довольно твердом грунте берега и на лодке завезли с плота якорь. Дружными усилиями, подкладывая жерди, они перекинули якорь на землю, пододвинули и заложили его в яме. Потом как можно лучше укрепили цепь на плоту.

— Ну, теперь не грех и отдохнуть, — сказал Рукавицын, вытирая пот.

XII

После пережитых волнений все были в приподнятом настроении. Анна Ивановна, крепкая и гибкая, как тростник,

являлась центром внимания.

— Что за важность, — отбивалась она от похвал, — не такие штуки приходилось проделывать на Волге, когда в непогоду мы с мужем переправляли нелегальную литературу.

— Да, это было отчаянное дело, — вмешался Успенский, — мы должны были осенней ночью прицепиться на лодке к идущему мимо пароходу и принять товарища с тюком литературы.

Начались расспросы, но их прервал Орлов:

— Чорт возьми, — крикнул он, — я на радостях совсем забыл сказать о товарищах. Я ведь запоздал на сутки, а к вечеру как раз приехали от Лазарева из Енисейска Зотовы, Ермолай Иваныч и Дарья Иннокентьевна. Честь имею представить, — закончил он шутливо, — нашего полку прибыло.

— Зотов? Ермолай? — воскликнул Рукавицын, подбегая ближе. — Наборщик из нелегальной типографии?

Зотов пристально уставился на Рукавицына и, вдруг просияв, обнял его.

— Семен, — говорил он радостно, — ты жив, а Лазарев ничего не сказал мне…

— Жди от него нежностей!

— Ты загорел, оброс бородой, сразу и не узнать…

— Да и тебя трудно узнать, — отступив от него, весело смеялся Рукавицын, — больной, худой был, кашлял, а теперь здоровяк, борода рыжая лопатой. Купец, а не наборщик.

— Это я здесь поправился, на чистом воздухе, продолжал Зотов, — а это жена моя, сибирячка, здесь женился….

— Сказать? — неожиданно подмигнул Орлов молодой жене Зотова.

Та покраснела и потупилась.

— Он всю дорогу надо мной насмешничал, — сказала она низким грудным голосом.

— Дарья Иннокентьевна, — возглашал, как дьякон, Орлов, — привезла с собой са-аммо-варр и при-то-ом ве-е-едерр-ны-ый!

Все засмеялись, а Варвара Михайловна серьезно вступилась.

— И умно сделала. Если бы я раньше догадалась, то захватила бы тоже.

— Ну, а как вы ехали? — спросил Грибов. Орлов тотчас же предратил шутки и дал следующий отчет:

— Дело в том, — говорил — он, — что я случайно задержался у Шнеерсона. Он кое-что упаковывал для нас из своей аптеки. Я уже собирался итти, как пришли Зотовы. Они приехали на пароходе из Енисейска и привезли от Лазарева… Ах, чорт возьми, — перебил себя Орлов, — ну, и память дырявая! Совсем забыл о письме!..

Он протянул письмо Грибову, тот разорвал конверт и прочел вполголоса:

«Дорогой Лев! Отправляю тебе спешно товарищей Зотовых и думаю на этом закрыть список членов нашей колонии. Я присоединюсь к вам, как только получим все нужное из-за границы. Сам и привезу. Пока же посылаю то, что смог достать здесь, в Енисейске, согласно твоему списку. Кроме того, нашел токарный станок для металла, правда, ручной, и такой же для дерева. Добыть это было дьявольски трудно, помог случай. Посчастливилось также купить довольно дряхлый паровичок в десять лошадиных сил, работал он на лесопилке.