Остров Таусена(изд.1948)
Шрифт:
— Еще бы! Знаю, конечно. Он в рыболовецком колхозе «Победа». Как только узнал, что вы попали в шторм, прибыл туда тотчас же. Он следит за поисками.
Я вас сейчас свяжу с ним.
— Нет, раньше всего с матерью, пожалуйста, — слегка смущенно сказал Юрий.
И вот через минуту он услышал ее знакомый родной голос. Но что-то новое появилось в нем. Нотка усталости? Он видит на экране телевизора еще молодое лицо матери: прямой, худощавой и высокой, как он, с такими же огненно-рыжими, но уже чуть выцветающими волосами, с таким
После нескольких коротких нежных слов Юрий спохватился:
— А теперь, мама, я позвоню Рашкову.
— Ну конечно, — ответила она. — Теперь только часы остались до нашей встречи!
На экране видеофона появилось полное лицо Рашкова, его белокурые седеющие, зачесанные назад волосы, голубые смеющиеся глаза.
— Ну-ну, — скороговоркой произносит Рашков, — я не хочу говорить о моей радости — ведь вас считали уже погибшими…
— А искали все-таки? — улыбнулся Цветков.
— Как же не искать! Люди-то наши! — смеется Рашков.
— Вы знаете, Николай Фомич…
— Все знаю, — перебивает Рашков, — и про Таусена, и про остров, и про чудовищ…
Цветков изумился, но потом сообразил, что донесение Петрова, очевидно, сейчас же транслировалось. Ну что ж, тем лучше — не надо повторять…
— Скоро увидимся, и все расскажете подробно, — говорит Рашков.
— А где увидимся? — спрашивает Цветков.
— Я вас буду ждать здесь, если, конечно, хозяин вашей машины не возражает и поднимет вас за облака.
— Хозяин машины не возражает, — вмешался в разговор Петров. — Только это будет еще не сегодня — мне надо познакомиться с островом: здесь, оказывается, целая колония.
Но тут терпение Гущина подошло к концу, и он встал в дверях кабины. Цветков и Петров посторонились и спустили его. Гущин прежде всего соединился с редакцией. Но, к его большой радости, там тоже новости уже знали.
— А подробно обо всем по приезде, — сказал заведующий отделом. — У вас, наверно; материала на целый ряд очерков.
— Даже на роман! — уверил Гущин.
Теперь можно поговорить с близкими. Но родных у Гущина нет, его близкие — это его товарищи и друзья.
Отец его погиб на фронте во время Отечественной войны, а мать и сестра умерли от голода в Ленинграде во время блокады. Самый близкий и дорогой его друг — Лена. Она работает в Мичуринске. Скоро он увидел ее на экране — она стояла в оранжерее, у ветки, усыпанной гигантскими плодами. Лена подняла голову, и вдруг такая волна света залила ее круглое, курносое лицо, что Гущин сощурился, как от солнца.
— Лева, — сказала она тихо, с глубоким вздохом облегчения, — жив, ты жив!
— А ты думала, что мы погибли? — спросил Гущин.
— Ни минуты не думала, — упрямо ответила Лена, сдвигая брови.
— Почему? — удивился Гущин.
— А я знаю: вы
— Неужели, если бы не звери, мы могли бы еще долго не знать, что вы находитесь на острове? — спросил Гущин Петрова, когда все они направились к жилью.
— Что значит долго? На рассвете мы бы дали сигнал.
— Да, но до рассвета мы бы еще часа четыре не знали о вашем присутствии.
Будь я на вашем месте, я бы, как приземлился, тут же дал залпов десять сигнальных!
— Я не уверен был, что вы так чутко спите, и мы могли бы даром патроны истратить, — отшучивался Петров. — И к тому же, что такое четыре часа? Мы вас неделю ищем.
— Но в кого же вы все-таки стреляли у бухты?
— Сам еще не знаю, но во что-то крупное, — ответил летчик. — Радиолокационный аппарат показал нам неизвестный остров, и мы решили обследовать его. Нам понравилась бухта… Мы сели у самого берега и включили прожектор. Вдруг на нас напали какие-то водяные чудовища. Мне показалось, что они величиной со слонов. Их было несколько. Их, кажется, привлек и разъярил свет прожектора. Мы погасили его. Но звери не унимались.
— Как же вы стреляли в темноте? — спросил Таусен.
— Мы ведь перед этим только что их видели, а они так велики, что по ним трудно было промахнуться. Во всяком случае, после наших выстрелов они исчезли — или пошли ко дну, или удрали. А я боялся, как бы они не повредили машину: у них громадные острые бивни.
Объяснения Петрова внезапно были прерваны раздавшимся сверху мощным шумом, оглушительным хлопаньем. Все подняли головы. Очень низко над ними, не быстро и тяжело, летела какая-то необыкновенная птица огромных размеров — пожалуй, не меньше страуса.
Петров выхватил из кобуры револьвер и выстрелил. Но шум чудовищных крыльев заглушил выстрел. Птица пролетела еще немного и тяжело грохнулась на землю.
Когда люди подошли к ней, она лежала на боку, с подвернувшимся крылом. Пуля Петрова попала прямо в сердце.
— Да это гусь! — воскликнул Петров. — Только увеличенный в десятки раз.
Скажите, пожалуйста, — обратился он к Таусену, — эти чудовища водятся на вашем острове?
— Нет, они здесь не водятся, — ответил Таусен, — но происходят они отсюда.
— Ну, тогда я ровно ничего не понимаю! — растерянно сказал Петров.
— Они здесь не водятся, — повторил Таусен, — это я обыкновенных гусей превращаю в таких.
— Хоть убей, не понимаю! — еще раз повторил Петров.
— А нам вы ничего не сказали об этих птицах, — упрекнул Таусена Цветков.
— Я вам сказал, — ответил академик, — не то еще увидите. Разве мало вы увидели за неделю? Я не задумывался о смысле своих экспериментов, — продолжал он, — а теперь начинаю разбираться: громадные тигры нам принесли только ненужные хлопоты, а вот гуси — это, пожалуй, полезно…