Остров в кармане

Лачин Марк

Проверено не раз: глубокое погружение в исторические изыскания неизбежно вызывает аппетит, причем скорее рано, чем поздно. Голод неизбежно усиливается, когда следуешь лучшим традициям школы перипатетиков – так в более поздние века именовались последователи Аристотеля, предпочитающие умничать в движении: от греческого “peripatos” – «прогулка».

После прогулки в горах я приглашаю всех знакомых и незнакомых перипатетиков на форелевую ферму с кафе под платанами “Psilo Dendro”, что в переводе с греческого означает «высокое дерево». Для этого нужно держать курс на симпатичную деревню Платрес, очень смахивающую на горнолыжный европейский курорт, а дальше направляться к Каледонским водопадам. Место это уникальное и в будние дни довольно безлюдное. Для правильной экипировки в Троодосе смело сбрасывайте от температуры внизу, на морском побережье, градусов десять. А в жаркий день вас там ждет прохлада ущелья, на дне которого неутомимо журчит горный поток. В общем, две мили

подъема вдоль горного потока до Каледонского водопада – чистой воды удовольствие и нега. При этом особое предложение для нимф! Окунуться обнаженной в естественной каменной чаше реки Холодной, что на греческом завораживающе звучит как «Крио Потамос» – гарантия вечной молодости и любви. Плавали, знаем. А вот после всего этого – конечно же – форель под гигантскими пятнисто-золотистыми платанами с салатовым цветовым послевкусием. Отловят ее, серебрянобокую, здесь же, на ферме, да и мастерски приготовят на огне улыбчивые черноглазые болгары, доставят к вашему столу дородные русоволосые польки, ну а платить будете за все хозяйке – черепахоподобной англичанке, которая, кажется, застряла с компаньонкой здесь на острове еще с колониальных времен. Проверяя чек и неспешно отпивая из чашечки кофе «глики», что на греческом означает – с сахаром, я всерьез задумался над генетическим вихрем, который все эти века кружил на здешнем острове. Какая тут Америка с ее двухвековой историей, настоящий плавильный тигель был здесь, на Медном острове. Кто только не вносил свою посильную лепту в его генофонд. И будто в подтверждение этого раздался гортанный возглас из-за соседнего столика. Это был какой-то весь блестящий в своей смуглости финикиец с антрацитовым взором – потомок семитских переселенцев из Вавилонии. Эти прирожденные торговцы обосновались на востоке острова и построили в Китиуме (городе, ныне сокрытом под современной Ларнакой) богатые поселения Аматус и Лапитос. Но основное переселение народов сюда началось, чтобы никогда уже больше не закончиться, несколько позже. И видит бог (в данном случае Амон-Ра), кто только ни желал в наступавшие словно морские волны на остров века приспособить его под свои вычурные цветастые одежды.

На время самопровозгласив себя писателем, я каждое утро начинал с чашечки здешнего кофе с каплей молока и никуда не спешил. Выходил на веранду, садился в деревянный шезлонг. Меня приветствовал благоухающий после дождя, вымытый до изумрудности средиземноморский сад: яркоцветная жизнелюбивая бугенвиллия, густолистая мастикодендро, разлапистая шеффлера, вечноцветущий гибискус, мохнолапая араукария, простой олеандр и, наконец, как восклицательный знак в конце этого длинного предложения – стройноствольный кипарис. И все это пахучее великолепие клубилось цветастым туманом на фоне никогда не повторяющейся картинки моря с небесным занавесом. Да и та изменялась почти ежеминутно. Глубина цвета, его насыщенность, четкость или наоборот размытость линии горизонта.

Эта визуальная текучесть завораживает, всасывает твое сознание. Эта самая доступная форма медитации. Все отступает на задний план, и ты просто блаженствуешь желаньям вопреки. Некоторые сезонные закономерности все же угадываются, например, на пике лета, когда вовсю работают огненные меха не такой далекой Африки, море часто бывает белесым, в дымке, будто выцветшим, весной и осенью цвета более насыщены (вплоть до гомеровского винноцветья), морская гладь более рельефна, а горизонт четко очерчен. У моей ежедневной морской картинки были свои преимущества. Если перед тобой только море, оно воспринимается не так интенсивно, как в случае, когда оно обрамлено природной рамкой: по краям – горные склоны, внизу – разноцветье средиземноморского сада.

Ночью моря не видно, зато лучше слышно: мерный шум набегающих на берег волн. Если и искать в мире постоянства, то именно в шуме морских волн. Именно так их слышали Македонский и преданный ему Птолемей, унаследовавший после ранней смерти Александра этот остров вместе с Египтом, позже – Клеопатра и Юлий Цезарь, просто подаривший Кипр своей возлюбленной, или Беренгария Наваррская и Ричард Львиное Сердце, отомстивший местному королю Исааку Комненосу за непочтительное отношение к своей невесте. Все эти персонажи явятся на страницы этой книги в свое время, явятся затем, чтобы поведать нам, что они здесь на острове пытались обрести…

…Когда же над островом вызревает луна, море становится видимым по ночам. Серебристая дорожка раскатывается к анемичному светилу, дрожа шелками по краям. Словно на фотонегативе, проступают горы, а все это великолепие охраняет стойкий кипарис-воин. В такие ночи можно завалиться на лопатки, заложив руки за голову и, потеряв счет времени, улететь взором к хрустальным созвездиям антрацитового бархата неба.

Тем вечером, пока я плавал в море, стемнело. Возвращался, держа курс на береговые огни. В конце от усталости плыл на спине. Переворачиваться не хотелось: пристану к берегу как рыбачья лодка, решил я. Сначала где-то внизу зашумела галька, перекатываемая волной, потом почувствовал, что спиной, словно днищем, вползаю на галечный берег.

Корабли

фараона Тутмоса III, по преданию, одного из величайших правителей Египта, наконец, достигли острова. На этот раз не только с торговой миссией. Теперь здесь были египетские войска, уже побывавшие в завоевательных экспедициях в Сирии и Палестине. А еще вместе с воинами на остров приплыли чиновники с папирусами. На ближайшую тысячу с лишним лет Кипру предстояло стать египетской провинцией. И вот ирония судьбы – Медный остров превратился в остров фараонов, благодаря неожиданному подарку богов – процветанию. Впредь так и будет – процветающее Средиземье станет желанным. Но ведь без претендентов, пусть с самыми разными целями и формами владения, островок наш будет неминуемо хиреть и всячески оскудевать. Может поэтому хитроумные киприоты во все времена к пришельцам относились в основном с доверием и с надеждой на лучшую совместную жизнь. Поразмышлять об этом мне довелось, любуясь светло-зелеными оттенками алебастровой вазы в Кипрском музее – этой «посланницы земли фараонов», как ее поэтично величают тамошние служители.

Вообще, этот островок умеет настраивать на поэтически-философский лад. В отличие от шумных городов – пожирателей людских энергий (не потому ли мы оставляем их без сожаления), – остров ту самую энергию нам возвращает. Да так, что любой бука и педант становится здесь романтиком и философом. Причем обрывки мыслей былых мудрецов и волнующие исторические параллели, кажется, витают в самом пряном воздухе, и вам остается только поглубже вдохнуть его, чуть задержав дыхание на выдохе. Ведь стоит только обернуться на Запад и благоразумно удержать себя от попыток свежо описать закат, как череда греческих островов явится нашему мысленному взору. И первым среди них встанет Родос – до него тут всего ночь пути, но мы минуем его и отправимся в своих мыслях на остров Крит. И используя художественный прием нашего соотечественника Карла Брюллова в его живописном «Последнем дне Помпеи», который в более поздние времена угасал в Италии, представим себе последнюю ночь Кносского дворца царя Миноса на Крите. При этом не забудем, что когда-то это была самая могущественная морская держава в Центральном Средиземноморье. Покачивающаяся на волнах в городской бухте флотилия говорит сама за себя. Великолепен дворец с сонмищем комнат, сплетенными как Лабиринт, дворец с диковинными, утолщенными кверху колоннами, щедро освещенными огнями. В их бликах оживают красочные настенные фрески, изображающие таинственные «игры с быком». На Крите, как и на Кипре, развита тавромания – культ поклонения быку. Кипрские вазы – тому убедительное художественное свидетельство. И что еще интересно – способ кипрского письмописания носит название «бустрофедон» или «поворот быка»: буквы первой строки ложатся справа налево, второй: слева направо. Говорят, так ложится борозда у пахаря. В письменности этих двух островов, которая и по сей день не расшифрована, так много общего, что она неспроста носит название кипро-минойской или критокипрской.

На найденном на Крите остроконечном клинке, принадлежавшем, по всей вероятности, местному жрецу, с двух сторон было высечено одинаковое изображение: неведомый зверь с косыми глазами, рылом и клыками вепря, и ушами, по форме напоминающими крылья бабочки…

В ту описываемую нами ночь внезапно весь город и его богатейший дворец были разрушены. Примерно в это же время, в XIII веке до нашей эры, неподалеку на греческом острове Санторин случилось мощнейшее землетрясение. Предположительно, оно вызвало цунами во всем Средиземноморье, и минойская цивилизация канула в лету. Тогда будто бы произошел какой-то слом и в других, до той поры процветающих городах-государствах Средиземноморья, и началась массовая миграция греческих народов, в том числе, из-за перенаселенности. Греки устремлялись в Италию, Малую Азию, осваивали черноморское побережье. Многим из них не было суждено миновать остров Кипр на востоке.

А гениальнейший французский археолог Жак Ив Кусто выдвинул гипотезу о том, что древние царства Средиземноморья послужили для Платона прообразом Атлантиды, которую он подробно описал в своих трактатах, но которую так никто никогда не обнаружил. Другие исследователи, опровергая версию Кусто, пытаются доказать, что Атлантиду надо искать как раз вблизи Кипра. И с ними трудно поспорить, ведь Атлантида, как и Истина, всегда где-то рядом…Наверное, поэтому именно здесь, на Кипре, стоит только забрести в античные развалины, выхватывая взглядом, вот хоть, напольные мозаики, как сразу в вашей голове, будто в предчувствии мигрени с ее мозаичным видением, непременно закружатся обрывки мыслей, вся эта неясная и обманчивая тенепись…

И фосфоресцирующим курсивом в небе над античной агорой возникнет запись специалиста: «Такое кувыркание акробата, судя по слишком низкому положению рук на спине быка, в действительности физически невозможно».

И пока не будет расшифрована крито-кипрская письменность – смысл этих игр с быком останется загадкой.

Так или иначе, хотя Кипр и продолжал оставаться островом фараонов, но примерно с этих времен началась его эллинизация, и постепенно греческие переселенцы становились основной его народностью.