Остров в наследство
Шрифт:
– И что здесь написано, сеньорита?
– Да благословит Бог донью Аэрес, – прищурилась Хатита.
– Сдается мне, здесь записано что-то другое, – тихонько рассмеялась Ирис, – ну беги же, беги. Я верю в тебя.
И цыганка беззвучно растворилась в темноте. Впрямь, как ночной дух.
День выдался жарким. Чересчур жарким даже для этих широт. Солнце ярилось, точно проклятое, немилосердно обжигая голые спины гребцов. Ни говорить, ни спорить не хотелось, да и времени не было. Шлюпка уже подходила к борту тяжелогруженой бригантины дона Луиса Веласкеса де Перейры, новообращенного
Матросы сделали широкий гребок, и шлюпка вплотную подошла к темно-красной бригантине, названной «Воскресение Христово», видимо, для отвода глаз Святой инквизиции. С борта спустили трап, и полуголые матросы поволокли на палубу тяжелые сундуки с приданым высокородной испанки. Всего их было девять. От палубного настила пахло разогретой смолой, и Беатрис с удовольствием дышала воздухом родных Карибов. Она пустилась в опасное предприятие, но чувствовала не страх, а пьянящий азарт и предвкушение чего-то необыкновенного. Команда «Воскресения» выстроилась на палубе, чтобы встречать и приветствовать невесту хозяина, и две шеренги матросов в одинаковых светлых рубахах из бумажной ткани с наивным восторгом рассматривали девушек. Главный почет и внимание достались, конечно, Беатрис, и не только потому, что она должна была стать здесь хозяйкой, и не из-за смуглой, почти цыганской красоты, а главным образом потому, что она была настоящей кастильской аристократкой. Это значило очень много в глазах сброда, который из экономии набирал дон Перейра. Наконец появился и сам жених. Несмотря на торжественный момент и невыносимую жару, Беатрис тихонько прыснула.
Низенькая, чрезмерно расплывшаяся фигурка, облаченная в нелепый малиновый костюм, больше всего напоминала рыхлый торт-желе, украшенный лентами и страусиными перьями. Маленькие глазки терялись, сдавленные низким лбом и подушками щек. Но цепкий взгляд жениха насторожил графиню и начисто смел веселье.
Почти непроизвольно она оглянулась назад. Туда, где поднимались мачты фрегата. Поймав ее взгляд, Ирис ободряюще улыбнулась, успев подумать, что со стороны сцена выглядит вполне естественно. Невеста встречается с женихом и, понятно, волнуется, как все девушки перед венцом. Но вот отчего так не по себе любимой горничной госпожи. Ведь ей-то не выходить замуж.
Роль прислуги она почти провалила. Этикет требовал смотреть в пол, но Ирис, почти против воли, подняла глаза и на мгновение встретилась взглядом с Перейрой. И поняла, что ступает по тонкому льду. За этими маленькими глазками скрывался ум, такой же маленький, цепкий и недобрый.
– Добро пожаловать на «Воскресение», – голос жениха был сдавлен излишками жира и прозвучал неожиданно тонко. – Я рад, что путешествие окончилось благополучно, и немедленно вознесу молитву Всевышнему, – еврей набожно перекрестился. Команда последовала его примеру. Беатрис присела в глубоком реверансе.
– Благодарю за любезный прием, дон Перейра. Впрочем, иного я и не ждала от благородного идальго.
Последние слова господину в малиновом костюме безбожно льстили и были, вероятно, тонким издевательством, но он принял их за комплимент и маленькие глазки заблестели от удовольствия.
– Прошу простить меня, дорогая… благородная… –
– Просто Беатрис, – помогла испанка.
– Прошу простить меня, Беатрис, – выговорил жених, справившись со смущением. – Но на моем скромном судне никогда не принимали дам. У меня мало опыта. Вы, наверно, устали или, быть может, голодны?
– Не устала и не голодна, но мечтаю выкупаться и переодеться, – ответила Беатрис, – покажите мою каюту и велите подать туда воды.
– Никогда не принимал дам! Какая низкая ложь! – взорвалась испанка, едва дверь каюты захлопнулась за слугой и заговорщицы остались одни. – А донна Коломба, убитая здесь по приказу этого чудовища?! Нет, дайте мне только срок, и я сполна расплачусь за все. Команда – всего двадцать человек. Для пиратов – это пустяки. Но как он нагло лжет. А еще воображает, будто ровня мне!
Испанка опустилась на мягкий восточный диван, почти скрытый под ворохом цветных подушек, и с удовольствием сбросила туфли. Мягкий ворс темно-красного ковра приятно щекотал ступни. Рядом, на низком, массивном столике из черного дерева графиня обнаружила большую резную шкатулку. Приподняла тяжелую крышку, почти ожидая увидеть бриллиантовое ожерелье, но там оказались всего лишь сладости, которые на такой жаре выглядели как насмешка.
– Он не лжет, – вдруг сказала Ирис.
– Что? – насторожилась испанка.
– Когда была похищена донна Коломба?
– Девять лет назад, – все еще не понимая, ответила Беатрис.
– Это не тот корабль. Я выросла на верфи и могу поклясться, что «Воскресение» не плавает и года. Бригантина совсем новая. Здесь не могло быть донны Коломбы, и даже бортовой журнал, при условии, что мы до него доберемся, в лучшем случае, откроет нам, что ваш жених возит ром индейцам.
– Что же нам делать? – ошарашенно спросила испанка.
– Топиться, – мрачно пошутила Ирис.
Каюта, куда дон Перейра с большим почетом проводил невесту, поразила даже ее, притерпевшуюся к безвкусной роскоши Нортон-хауза. Будучи человеком, начисто лишенным чувства меры, дон Перейра научился замещать качество количеством. Девушка обвела взглядом временное пристанище, помотала головой и зажмурилась. Тут можно было смело открывать сезонную распродажу ковров, подушек, мебели и разных изящных мелочей для дома. Правда, перед входом следовало повесить табличку: «Лиц, ниже вице-короля, просьба не беспокоиться». Купить такие вещи даже по сниженным ценам мог только очень богатый человек.
Каждая по отдельности была милой и красивой, но собранные вместе они производили впечатление кошмара персидского шаха. Нет, безукоризненная простота и морской порядок каюты Джеймса Рика были ей куда милее.
От этого непрошеного воспоминания сердце тревожно и тоскливо сжалось, но больше Ирис не удивлялась и не осуждала себя. Ее брак с графом Эльсвиком отодвинулся куда-то «в туманную даль». Что толку загадывать о будущем, если сегодня ее, возможно, повесят на рее, заставят «сплясать по доске» или придумают что-нибудь еще… Не отдавая себе отчета, девушка приняла здешние правила игры: жить единым мигом и не отказывать себе ни в чем. И если раньше Ирис гнала прочь опасные мысли, то сейчас она бросилась в них, как в омут, со всей страстью и безрассудством юности. Графиня молчала, к чему-то напряженно прислушивалась.