Остров в огне
Шрифт:
Они не имеют ничего против, если их отпрыски общаются с детворой негритянок. Для белых малышей они такая же забава, как собачка, пони или говорящая кукла. Что тут плохого? Игрушка, и все тут.
В общем, дон Маноэль не видел разницы между юным Карлосом Вальенте и обезьянкой. Просто живой паяц, всегда готовый развлечь его любимую Кармен.
В будущем обстоятельства сложатся так, что сама жизнь отомстит за незаслуженные страдания маленького метиса и заставит высокомерного испанца пожалеть о презрительном отношении к мальчику.
А пока дети росли, чувства их крепли, ребята были просто необходимы
Карлос, конечно, всей душой любил сестру. Он бы жизни не пожалел ради ее счастья — чтобы ничто ее не огорчило, не опечалило, не заставило плакать. Он жалел Долорес еще и потому, что в десять лет она потеряла мать, умершую от желтой лихорадки! Но Кармен… ради Кармен он готов был перенести любые страдания, преодолеть любые трудности, подвергнуться любым испытаниям… Кармен была для него божеством, ей он поклонялся, не размышляя, как фанатик.
Если Кармен грустила, Карлос плакал. Она смеялась — он прыгал от радости. Она пела какую-нибудь креольскую песню — он приходил в такой восторг, что забывал о небе, птицах, цветах, деревьях. Вернее, пение подружки переносило его в другой мир. Чтобы выполнить малейшее желание Кармен, Карлос готов был все перевернуть вверх ногами.
Однажды она увидела великолепную орхидею на самой верхушке гигантской акации. Вероятно, ей захотелось понюхать цветок. На следующий день Карлос, весь в царапинах и ссадинах, но бесконечно счастливый, принес ей этот подарок. Он чуть не сломал себе шею, весь исцарапался, продираясь через колючие лианы. Но Кармен улыбнулась, и боль прошла.
Каждое ее слово, жест, взгляд приводили Карлоса в восторг. Пустячная жалоба, нахмуренные бровки вызывали отчаяние. Если бы на ее ресницах навернулась слезинка, он бы заболел. Горячий, порывистый и даже необузданный, Карлос становился нежным, мягким, сдержанным в присутствии Кармен, которую пугал неровный характер друга.
Он терпеть не мог ученье, предпочитая бродить по полям и лесам, наслаждаясь солнцем, пьянея от воздуха. Рано повзрослев, девочка решила, однако, что он должен получить такое же образование, как она. Добиться этого было нетрудно — она лишь сказала:
— Фу, Карлос, тебе не стыдно быть таким неучем?
Он тут же отказался от прогулок по лесам и саванне [72] и засел за книги.
Дону Маноэлю, презиравшему полукровок, даже в голову не приходило, что дети любят друг друга. Ему нравилось, что Карлос по-собачьи привязан к его дочери. Иногда он даже поощрял его, говоря:
— Прекрасно! Очень хорошо, мой мальчик!
Испанец будто поглаживал пса, приговаривая: «Славный… славный Медор!»
72
Саванна — обширные равнины в тропиках, покрытые травами, с островками колючих кустарников и низкорослых деревьев.
Очнулся дон Маноэль, лишь когда грянул гром.
Дети подросли. Кармен вот-вот должно было исполниться шестнадцать лет — она, по обычаям страны, достигла брачного возраста. Вокруг нее вился, конечно, рой поклонников, привлеченных умом, красотой и богатством девушки. Многие очень даже завидные женихи предлагали руку и сердце, но она упорно всех
Среди претендентов оказался сын друга дона Маноэля, принадлежавший к тому же аристократическому обществу и не менее богатый, чем Агилары. Дон Маноэль считал его идеальным зятем. Но, к великому удивлению отца, Кармен отказала и этому юноше. Уговоры, ласки, угрозы, обещания, гневные слова — все впустую, все наталкивалось на упорное сопротивление дочери.
— Почему?.. Ну скажи же почему! — настойчиво вопрошал дон Маноэль. — Ты что, любишь кого-нибудь?
— Да, папа.
— И ты дала слово?
— Мы торжественно поклялись принадлежать друг другу… Даже смерть не нарушит этой клятвы: если один из нас умрет, другой последует за ним в могилу.
— Но кто же это?.. Я хочу знать, кто это.
— Вы скоро об этом узнаете, папа.
Дону Маноэлю и в голову не могло прийти, что речь шла о Карлосе. Полукровка… Почти негр… Правда, у него белая кожа! Ну и что?
Между тем Карлос после трех лет пребывания во Франции, где он совершенствовал знания, должен был вернуться на родину, где его ждала любимая.
Без тени сомнения он предстал перед чванливым плантатором. Тот, увидев соседа, подумал: «Жаль, что у этого юноши черная кровь! Он стал настоящим мужчиной».
Карлос, зная себе цену и веря во взаимную любовь, без лишних слов попросил у него руки дочери. Крайне удивленный, возмущенный, дон Маноэль внешне остался спокойным, хотя его переполняли презрение и отвращение. Испанцы умеют держать себя в руках при необходимых обстоятельствах.
После минутного молчания, огромным усилием заставив себя сдержаться, он почти ровным голосом ответил:
— Отдать Кармен… тебе?
— Да, конечно, мне… Мы с детства любим друг друга… Она согласна…
Дон Маноэль, собиравшийся вскочить в седло, держал в руках плетку. И тут он не выдержал, поднял руку и со всего размаха хлестнул Карлоса по лицу.
— Вот тебе мой ответ… Вот тебе, сын рабыни, несчастный черномазый!
На лице юноши выступила кровь. Он вскрикнул от боли. Но физическое страдание не шло ни в какое сравнение с душевными пытками: его оскорбили, разбили вдребезги мечту о счастье.
Вальенте-младший чуть не набросился на того, кто нанес ему столь тяжкий удар, растоптал, изничтожил его… Но Карлос сдержался: перед ним стоял отец любимой. Подавляя стыд, гнев, отчаяние, юноша произнес сдавленным голосом:
— Дон Маноэль, благодарите ангела, который спас вам жизнь и отвратил меня от преступления… Вы совершили подлость… Дай Бог, если когда-нибудь вы найдете себе оправдание!
Дон Маноэль дико засмеялся.
— Негр… супруг моей дочери!.. Господни Зозо!.. Хижина дяди Тома [73] у дона Маноэля Агилара-и-Вега… Вон, черномазый!.. И запомни: если ты еще появишься здесь, получишь пулю, как бешеная собака!
73
Хижина дяди Тома — нарицательное название убогого жилища негров; по одноименному роману американской писательницы Гарриет Бичер-Стоу (1811–1896), написанному в 1852 году и пользующемуся до наших дней популярностью.