Остров Веры – 2
Шрифт:
– Днесь неплодная врата отверзаются и дверь девическая Божественная пред грядет… Днесь всемирных радости провозвещение, днесь возвеяша ветре, спасения провозвестницы, естества нашего разрешается неплодство. Днесь неплодная Анна рождает Богоотроковицу.
Вера внимала каждому слову, будто ждала каких-то ответов. Но сосредоточенное ее лицо говорило, что никаких ответов она не слышала.
– Пресвятой, Пречистой, Преблагословенной Славней Владычице нашей Богородице и присно Деве Марии… – запел хор.
И тут же торжественный голос святейшего патриарха, перекрывая хор, громогласно вознесся над головами:
– Господь
– Зачем нужно вести службу на старославянском языке, который не понимает большинство из присутствующих? – шепотом спросил Антон.
Вера не ответила и приложила палец к губам. Она верила, что праздник трогает душу Антона, просто он переживает все по-своему. Разве может такая красота оставить равнодушным? Над алтарем в честь праздника соорудили венок из белых роз. Мерцали золотом развешенные по расписанным стенам хоругви. Песнопение, отблески свечей… Какая же красота! Вера подалась вперед всем телом, внимая каждому звуку.
– Ныне Силы Небесные с нами невидимо служат, – голос прозвучал грозно и повторился уже внутри ее головы, – невидимо слу-у-у-жа-а-ат…
Иконы на стенах вдруг покачнулись, задрожали, словно мираж. Из белых роз вырвались белые голуби с пышными белыми холками и взлетели, кружа спиралью, вверх, к куполу, к розовощеким ангелочкам. И стали биться в стекла окон, пока на белоснежных крыльях не появились красно-кровавые пятна. Они, отчаянно взмахивая окровавленными крыльями, переворачиваясь в воздухе, один за другим падали вниз, забрызгивая прихожан своей кровью. Но те будто не замечали ничего и продолжали кланяться и креститься. Белые цветы медленно пропитывались кровью, пока не стали полностью красными и с них не стали капать кровавые капли вниз, на воспарившего пред золотыми вратами над головами прихожан патриарха. Кровавые капли стекали по его красной мантии, расшитой золотыми крестами. Это последнее, что увидела Вера перед тем, как ее силы покинули ее.
На улице Вера пришла в себя и, схватив обеими руками за куртку Антона, забормотала непослушными губами:
– Там мертвые голуби падали из-под купола. Белые голуби. И на них была кровь. Красное на белом.
Антон обнял ее и притянул к себе.
– Все хорошо. Мы уже ушли оттуда. Теперь все будет хорошо.
Вера резко оттолкнула его и несколько секунд пыталась понять, где она находится.
– Как я тут оказалась? – удивленно оглядываясь, спросила она, сообразив наконец, что сидит на ступеньках возле церкви.
– Ты начала терять сознание… Я так испугался… когда ты с мертвенно-бледным лицом повернулась ко мне и начала медленно оседать на пол. Я подхватил тебя и вывел из толпы. Возле дверей подбежала
– Да, уже лучше. Наверное, в церкви было слишком душно, – Вера пыталась успокоить саму себя, но это у нее плохо получалось.
– Ты прости, я, наверное, своим видом испортил тебе настроение. Знаешь, не сложилось как-то у меня с церковью, несмотря на то, что по настоянию бабушки в детстве я был крещен. Помню, как сопровождал бабушку за несколько месяцев до ее смерти, уже ослабевшую, с мелко дрожащими морщинистыми руками, в церковь. Священник после прочтения молитвы, раскачивая кадило, вошел в толпу прихожан и направился прямо ко мне. – Антон выдержал паузу и посмотрел на Веру.
– И что было дальше?
– Он грозно посмотрел на меня и закричал: «Руки из карманов вынь, отрок, ты в Господнем храме!» Я поймал на себе укоризненные взгляды окружающих людей. Они даже расступились, отстранились, будто выявили чужака в своей стае. Мои руки действительно были в карманах, вот только как священник мог это увидеть издалека? Я стоял посреди осуждающе-молчаливой толпы, и мне вдруг стало страшно. Страшно и неуютно. Благовонный дым из кадила от воскурения фимиама душил и вызывал головокружение. Я решил, что священник намеренно выбрал меня как жертву для назидания. Даже если бы мои руки были не в карманах, меня все равно бы осудили.
– Это действительно неприятная ситуация.
– Сложно сказать, как бы я поступил, случись такое сейчас. Возможно, послушался бы, вынул руки из карманов и потупил взгляд, изображая покорность, чтобы от меня отстали. Во всяком случае, не придал бы такого значения инциденту. Но тогда внутри меня все вскипело. Я разозлился и демонстративно выбежал из церкви. Дождавшись бабушку на улице, получил нагоняй еще и от нее. На первый взгляд, пустяковая совсем история, которую другой давно бы забыл, осталась в моей памяти на всю жизнь как негативный опыт, который я не хотел бы повторять.
– Теперь понятно, почему ты стал воспринимать церковь как атавизм и рудимент человеческой цивилизации. – Вера попыталась улыбнуться, но глаза ее были печальны.
– Ты можешь идти? Пойдем прогуляемся пешком, – предложил Антон, желая как можно быстрее покинуть церковный двор.
– Пойдем, конечно, – ответила Вера.
Они перешли на другой берег Москвы-реки по Патриаршему мосту. Антон говорил без остановки, стараясь отвлечь Веру от негативных мыслей. Он вспоминал общих друзей, их университетские проделки и смешные студенческие истории. Вера слушала молча, лишь изредка кивая в знак согласия, или отделывалась короткой фразой: «Да, помню». Неожиданно она перебила Антона:
– Послушай, а если ты не согласишься работать на «Ана Ката», то что? Они ведь не собираются вернуть экспериментальный образец «Временатора» и все расчеты и схемы, которые принадлежат тебе и в данный момент находятся в корпорации.
– Но мы же решили принять предложение «Ана Ката», и, думаю, они знали наверняка, что мы согласимся.
– Потому что поняли, что ты находишься в безвыходном положении?
– Я не понимаю твоих вопросов, мне казалось, что мы обо всем договорились и приняли решение. Если бы во время беседы с Ильиным я отказался от сотрудничества, то, наверное, он предложил бы какие-либо новые условия. Хотя, мне кажется, они предусмотрели все.