Остров водолазов
Шрифт:
После того как фарватер обмелел, суда несколько лет не подходили к поселку. Приближение катера не могло не вызвать интереса. Однако, когда пенные усы его забелели у самых мелей, любопытство сменилось тревогой. Люди на берегу стали махать руками. Катер шел, не обращая внимания на опасность. У кого-то оказалось с собой ружье. Грохнул выстрел. Но было уже поздно: попав между двумя песчаными мелями катер застопорил ход, пошел было кормой назад, остановился и накренился.
— Готов. На мели! — сказал человек, стрелявший из ружья, и побежал
В тот месяц погода стояла хорошая. Сутки спустя пришел пароход, стал далеко от берега, с парохода спустили шлюпку, и она забрала команду катера…
— Странная авария! — сказал я. Что вы думаете, Михаил Никодимович?
Белов пожал плечами.
— А расследовать аварию никто не приезжал? — спросил я.
— Кто его знает, может и приезжал. То нам неведомо. Не докладывают.
Как-то мы зашли с Беловым на аэродром узнать: не будет ли задержки с самолетом?
Парень в летной форме, исполнявший обязанности и начальника, и радиста, заверил нас, что самолет летом ходит точно по расписанию, и, охотно вступив в разговор, подтвердил рассказ старика.
— Я сам давал радиограмму. И доктора тоже я отправлял, — сказал он.
— Какого доктора?
— С катера. Доктор у них был. Везли его куда-то. Как на мель вылетели, матрос его на шлюпочке привез. В тот день самолет был. Очень доктор торопился. Поговорить не удалось: только они ко мне — тут машина. Я его без билета посадил — и всё.
Сообщение о докторе очень заинтересовало Белова:
— Значит, доктор улетел? А матрос?
— А матрос на шлюпочке ушел. Назад на катер. Пока я связь с воздухом держал, выхожу — его нет.
— Скажите, а больше по этому делу никто в поселке не появлялся?
— Как же! Целая комиссия. Прилетали спецрейсом. Тоже недолго были. Старшину под суд отдают. Шутка ли — катер погиб. Очень недовольна была комиссия. Говорят, у них этот год аварийный.
Мы ушли с аэродрома, перебрались через песчаную гряду, отделявшую его от моря, и побрели по твердому сырому песку вдоль воды.
— Интересно, зачем на катере был доктор? — спросил я.
Белов шел впереди. Отпечатки его башмаков вспыхивали на песке, темнели и наливались водой.
— Может быть, доктор был пассажиром и весь рейс был затеян ради него?
— Может быть, — согласился Белов.
— Тогда они старались высадить врача на берег. Он был нужен именно здесь!
— И поэтому тотчас улетел.
Я никогда не любил глупой манеры Белова шутить. Он не улыбался сам и не ждал смеха в ответ.
Мы вернулись к дому стариков.
Душная ночь, полная пылающих звезд, взошла над поселком. Небо поворачивалось, и догорающие звезды сыпались за горизонт. Я с трудом уснул и проснулся оттого, что кто-то трогал меня за плечо.
За окном едва заметно серело. Надо мной стоял одетый Белов.
Он поманил меня пальцем. Мы вышли на улицу.
— Не спится, — сказал Белов, поеживаясь. — Что, если мы сходим посмотрим
— Давайте.
Захватив с собой лодку, в мешке флягу воды, хлеб и банку рыбных консервов, мы отправились в путь.
На пустынном, выутюженном ветрами берегу не было ни души. Я шел вслед за Беловым, ступая в легкие отпечатки его ног. За спиной в мешке колотились друг о друга фляга и банка.
Пройдя аэродром, мы свернули в степь.
Оранжевое сдавленное с боков солнце медленно вставало над землей. Разливалась жара. На тропинке нам попалась черепаха. Серая, горбатая, неподвижная, как камень. Она даже не втянула при нашем приближении голову под панцирь. Белов носком башмака откатил ее в сторону, и мы, не оглядываясь, пошли дальше.
Дорога оказалась длиннее, чем я думал. Около полудня мы снова вышли к морю, присев у воды, вспороли ножом консервную банку, а потом по очереди сосали из нее кисловатую жижу, жевали хлеб, запивая его теплой жидкостью из фляги. Потом путь нам перегородил залив. Узким стоячим озером он уходил в степь, к горизонту. На поверхности воды рыжими островками плавали водоросли.
— Он должен быть мелким, — сказал Белов и стал стаскивать ботинки.
Мы разделись и побрели к тому берегу. Ноги по щиколотку уходили в вязкое дно. Скользкие водоросли путались между пальцами.
Когда вода подошла к горлу, Белов взял в сторону. Кружа и выбирая путь по одному ему ведомым приметам, он добрался до середины залива. Здесь дно стало тверже, пальцы ощутили песок. Начался подъем.
Мы вышли на берег и вскарабкались на высокий, закрывающий горизонт бугор.
Перед нами лежал новый залив…
К тому месту, где потерпел аварию катер, мы добрались только к вечеру.
На покатом склоне холма стояла новенькая буровая. Решетчатая вышка, незапятнанная нефтью, узкая и стремительная, возвышалась над степью. Белов подошел к ее основанию, потрогал маслянистые, плотно сообщенные между собой балки, заглянул в запертую на блестящий замок сторожку и побрел к морю.
Он шел, переступая через свежие автомобильные колеи, только что пробитые в траве.
Дымное приплюснутое с боков солнце опустилось за горизонт.
Мы нашли плоский покрытый густою, спутанной травой бугор, легли бок о бок. Я закинул за голову руки, удивленно подумал: «Для чего это все?» — и уснул.
Утром, надув лодку, мы отправились к катеру.
Я греб, неторопливо раздвигая веслом воду, и следил, как впереди раскачивается спина Белова.
Неподвижное море лежало до самого горизонта.
Вода раскололась, и из нее высунулась усатая морда. Тюлень повел коричневым глазом, фыркнул и без всплеска ушел под воду. Лодка мягко ударилась о песчаное дно. Плечи Белова перестали раскачиваться. Я сполз за борт. Преодолевая течение, мы побрели вперед. Черный борт катера с белой надписью «РК-12» и малиновой полосой у ватерлинии двигался навстречу.