Остров выживших
Шрифт:
Никто не спросил, что имел в виду тот человек, когда говорил, что узнал ее, и что за урок она не усвоила. Аня пыталась не думать об этом, но против воли уже начинала строить догадки.
— Берни, с нами со всеми такое бывало. — Аня наклонилась и взяла руку Берни. — Даже я как-то раз ударила одного парня. Скажите, есть здесь кто-нибудь, кто всегда и в любой ситуации сдерживает себя?
Маркус пожал плечами:
— Меня вышвырнули из начальной школы за драку. И в средней школе Олафсона я подрался в первый же день. И еще я ударил Хоффмана.
— Ну, я просто
— Видишь, Берни? — Аня сжала ее руку. — Ты в компании ужасных драчунов. Все мы там были.
— Мне уже лучше, — пробормотала Берни, но это явно была ложь.
Это была часть ритуала, и Аня понимала это. Каждый поспешил ободрить Берни, наполовину шутливо вспоминая эпизоды, когда они забывали о дисциплине и правилах и просто набрасывались на обидчиков. Но здесь сидел посторонний, и вопрос, вертевшийся у каждого на языке, так и не был задан: что произошло до того, как она снова вступила в армию?
Уилл Беренц разглядывал Берни молча, с нескрываемым восхищением. Казалось, он видел в ней просто солдата, который в состоянии поставить на место бродяг, терроризировавших его и его соседей. Ане приходилось видеть бродяг, обитавших за пределами Хасинто; в лучшем случае она считала их ни на что не годными неудачниками, а в худшем — трусами и лентяями, но сейчас перед ней появилась новая порода. Это были люди, стоявшие вне закона, которые не боялись правосудия и совершали преступления в местах, где не существовало цивилизации.
Когда они вернулись в Пелруан, Уилл открыл здание муниципалитета и выдал Маркусу ключи от запасных помещений.
— Это комнаты, где можно поесть и прилечь на ночь, — сказал он. — Если вы, конечно, не хотите жить на квартирах у людей в городе.
— Спасибо, здесь будет вполне нормально, — ответил Дом. — Мы храпим.
Маркус кивнул:
— Спасибо вам большое за предложение, Уилл. Сегодня мы вышлем патруль, просто на всякий случай, на бэтээре — вы услышите. Аня, наверное, тебе следует составить расписание дежурств для «Воронов».
Наконец они остались одни и посторонние не мешали разговору. Берни вытащила складные кровати, а Дом обследовал кладовые с продуктами. Геттнер и второй пилот Соротки, Митчелл, вызвались приготовить ужин. Ане этот вечер напомнил обычный вечер обычной жизни в казармах Хасинто, только здесь не было червяков — лишь дальше по побережью окопалась кучка отбросов общества, которые поступили бы глупо, показавшись здесь.
Нет, это все-таки был не Хасинто: не было ни шума перенаселенного города, ни гудения транспорта — ничего, лишь ветер, рев прибоя да время от времени снаружи доносились голоса. Члены отряда и экипажи вертолета играли в карты. Но на этот раз посторонних разговоров не было — только заявки и объявления козырей. Однако Коул не в состоянии был молчать бесконечно. Аня заметила, что он, выбрав момент, наклонился к Берни и сделал глубокий вдох, словно собирался спросить о чем-то.
— Берни, не хочешь обследовать запасы жидкостей в этом уютном маленьком баре? — предложил он.
— Может, завтра, —
Коул положил свои карты на стол, несколько мгновений, нахмурившись, смотрел на них.
— Детка, ты совершенно не обязана ничего нам объяснять. Но если ты хочешь рассказать, что за дерьмо там сегодня случилось, у тебя есть благодарная аудитория.
Берни молча перетасовала свои карты, разложила их по-новому, словно выполняла какие-то сложные подсчеты, но Аня видела, что мыслями она далека отсюда.
— Ну ладно, расскажу вам страшную историю, — произнесла она наконец. — С чудовищами. — Она положила карты на стол рубашкой вверх, выходя из игры. — И одним из них была я.
ГЛАВА 11
Есть правосудие, а есть мщение. Правосудие — это мщение, совершаемое безликим чиновником по стандартному, предсказуемому механизму, поэтому мы точно знаем, какого возмездия ожидать и когда.
Пелруан, спустя семь недель после эвакуации из Хасинто, через четырнадцать лет после Прорыва
Солдаты являлись одной семьей, а в семье нет тайн друг от друга.
У них были и разногласия, и предпочтения, и раздражающие дурные привычки, но в серьезных вопросах они ничего не скрывали друг от друга — особенно если делу можно было помочь. Коул надеялся, что Берни это понимает.
— Я не хочу совать нос в чужие дела, Берни, — сказал он. Карточная игра была забыта. Хотя она и раньше никого особенно не интересовала — это было просто привычное занятие, помогающее убивать время. — Но мы видим — тебя что-то тревожит.
— А есть люди, которых ничто не тревожит? — фыркнула она. — Вся армия — это одна большая психбольница. И гражданские у нас в постоянном стрессе, чуть с ума не сходят. Нельзя жить в таком мире, как у нас, и остаться нормальным.
— Слушай, Гилл, давай сходим взглянем на этот их бар. — Митчелл поднялся и направился к двери.
Для него разговор становился слишком мрачным и слишком личным. Геттнер поняла намек: это дело отряда.
Все четко понимали, кто в каждый конкретный момент относится к отряду, а кто — нет; ничего личного, просто такова солдатская жизнь. После ухода пилотов Берни заговорила не сразу.
— Нет смысла разводить канитель; опишу в двух словах, — начала она. — Пару лет назад меня изнасиловали несколько бродяг. Я устроила на них охоту. Двоих убила, но третий ушел. Вот и все. Никто не хочет сыграть еще партию?
Тяжело было принять это. Чертовски тяжело. Даже до Коула не сразу дошел смысл ее слов. Аня на пару секунд прикрыла глаза, но Маркус выглядел так, словно не слышал ни слова. Обычно это означало, что он весь внимание, но не хочет показывать свою реакцию. Но кто-то должен был сказать что-нибудь, сделать что-нибудь, или бедняга Берни пожалеет, что рассказала им об этом.