Остров забвения
Шрифт:
После ее слов воцарилась тишина, которую нарушал только вой ветра за окном. Джек с трудом проглотил слюну и стал следить за тем, как Эбби складывает лист бумаги и засовывает его обратно в конверт.
— Джек, когда-то мне было так больно, что я не могла жить. Но однажды ночью, дойдя до полного отчаяния, я взяла ручку, излила свои чувства в словах и записала их. Это немного помогло. Я носила это стихотворение с собой, перечитывала его, и постепенно оно стало бальзамом для моей раны. Человек, которому я написала это письмо, так и не прочел его, никогда не слышал этих слов, и
— Какое это имеет отношение ко мне? — с трудом выдавил Джек.
Эбби положила руку ему на плечо.
— Напишите Нине. Расскажите ей, как вы ее любите и жалеете, что не смогли защитить. Слова лечат, Джек.
— Я не поэт…
— Это не обязательно. Напишите ей письмо. Раскройте свою душу.
Внезапно Джек вспомнил все хорошее, что было в Нине. То, что он зарыл в душе, теперь вырвалось на волю, словно маленькие бриллиантовые солнца: как Нина никогда не могла закончить шутку, потому что начинала смеяться первой; как она любила животных и вечно притаскивала домой бродячих кошек; как щедро она открывала кошелек другу, оказавшемуся в нужде…
Он не выдержал и заплакал. Эбби сидела с ним рядом и ждала. Наконец Джек сдавленным голосом сказал:
— Когда Нине было восемь лет, мои родители попали в автомобильную катастрофу. Отец погиб, а мать была тяжело ранена. Она так полностью и не оправилась и не могла заботиться о ребенке. Я только что закончил колледж и вернулся домой помогать матери и Нине. Именно тогда мы и сблизились с ней. Думаю, я был для Нины не столько старшим братом, сколько отцом. Я жил дома, работал на нескольких работах, чтобы прокормить мать, Нину, а затем поступил в полицейскую академию. Потом Нина тоже закончила колледж и начала работать в рекламе, но мы всегда были близки и вместе заботились о матери…
Он сквозь слезы посмотрел на Эбби, а потом на конверт в ее руке.
— Кому посвящено ваше стихотворение?
— У меня была дочь, но ее похитили. Через час после рождения.
И тут до него дошло.
— Так вот почему вы интересовались подпольной торговлей детьми!
— Откуда вы это знаете?
— Благодаря Нине. Эбби, у вас есть ее досье. Оно лежало на вашем письменном столе. Я не открывал его, но видел, что там внутри несколько листов бумаги и что-то похожее на фотографию. Когда в воскресенье вечером вы вышли из комнаты за пропуском, я увидел папки, лежавшие на вашем столе. Нина пыталась найти свою родную мать. В ходе расследования она узнала имена и других усыновленных детей. Эти три женщины, Офелия, Сисси и Коко… У Нины были их имена. Вот поэтому я и приехал сюда. Я хотел выяснить у них что-нибудь. Я видел на столе их папки. И там же лежала папка Нины.
— У меня есть досье на Нину?
— Я думал, вы знаете. И поэтому считал, что вы лжете мне.
— Джек, мой частный сыщик изучил много ниточек, а потом сузил поиск до трех человек. Но я попросила его прислать мне все досье, которые он собрал. Эти люди не имеют ко мне отношения, но я хотела отправить эти сведения в одну некоммерческую организацию, которая пытается соединить
Джек провел руками по лицу, посмотрел на Эбби, и она увидела в его глазах искреннее раскаяние.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Я не должен был обвинять вас во лжи.
Эбби хотелось обнять его, прижать к груди и утешить, но Джек был так опечален, что она просто положила ладонь на его руку и сказала:
— Джек, напишите Нине такое же письмо, какое я написала своей дочери.
Их пальцы переплелись, и Эбби ощутила мозоли от многолетнего общения с луком и стрелами. Внутри тут же вспыхнуло желание.
Джек привлек ее к себе и крепко поцеловал в губы. Эбби охватило пламя. Да! Но когда его объятия стали крепче, она тут же подумала: «Нет!» — и отстранилась.
— Джек, я должна вам рассказать еще кое-что. То, о чем не знает никто на свете.
Эбби говорила быстро, боясь, что ей не хватит мужества, а Джек внимательно слушал рассказ о ее прошлом. Закончила она его следующими словами:
— Моя девочка родилась в тюрьме, и ее у меня забрали. Мне сказали, что она родилась мертвой, но позже я узнала, что начальница тюрьмы продавала детей подпольным торговцам. С тех пор я не переставала искать моего ребенка. — Рассказать остальное — побег из тюрьмы, объявление награды за ее голову — в данный момент она не могла. Джек был полицейским, и его долг заключался в том, чтобы арестовать ее. Может быть, потом, когда все кончится…
— Сначала круг поисков сузился до трех человек. Теперь остался один. Офелия Каплан.
Джек широко раскрыл глаза.
— Женщина, которая сегодня потерялась в пустыне?
— Я верю, что она моя дочь. Сама она этого еще не знает. У нас не было возможности поговорить.
Джек застонал. Ему хотелось поцеловать ее еще раз, лечь с ней в постель, заставить забыть боль и позволить утешить его самого. Но сила собственных чувств пугала его.
Ночной воздух разорвала молния, когда он с жаром сказал:
— Не отпускайте ее, Эбби. Я отдал бы все на свете, чтобы вернуть Нину. Не теряйте свою дочь. Идите к ней. Прямо сейчас. Расскажите ей правду!
— Не могу, Джек. Это было бы несправедливо по отношению к Офелии. Она — личность и имеет право на собственную жизнь. Ее счастье важнее моих потребностей и желаний.
И тут до Джека впервые дошло, что Нина тоже была личностью, что она имела право на выбор и что в один прекрасный день отцу — или старшему брату, заменившему отца — приходится позволить ребенку идти своим путем.
— Нина знала, что такое расследование — вещь опасная. Я умолял ее соблюдать осторожность. Но она меня не послушала.
— Джек, вы должны простить не только себя, но и Нину.
И тут Джек понял, что у них общего: он потерял сестру, она потеряла дочь. Два страдающих человека, винивших себя в том, что случилось с их любимыми.
— Эбби, я прибыл сюда не только для того, чтобы найти убийцу Нины, но и для того, чтобы узнать, кем были ее настоящие родители. Это мой долг перед ней.