Остров жизни
Шрифт:
Произошедшее выяснилось уже спустя пару мгновений. Девчонка пробежала ещё пару шагов против всех прочих, прежде чем остановиться. Ветер гулял в тёмных волосах, перекручивая пару хвостов и теребя край подола. Марта с удивлением, непониманием взглянула на прочих, на зовущие поля, и снова на ребятню. Неуверенность зародилась в ней и почти что сразу же улетучилась. Девчонка вновь посмотрела на поля и, уже не оборачиваясь, припустила дальше по дороге, да так, что только пятки засверкали.
«Есть!»
***
Гюстав было
– Но, а как же дра… – он запнулся, будто испугавшись того, что собрался произнести. – А как же дра-кон?!
«А, так вот в чём дело, – старушка не смогла сдержать смешка. – А я та, грешным делом, бог знает чего надумала. Годы, что тут сказать».
Точно как много лет назад Зое прищёлкнула языком:
– И к чему она ему? Гюстав ты вырос в деревне, скажи, разве кошки на мух охотятся? – вопросила она с видом, ясно говорящим, что ответа не требуется.
«Дети-дети. Всего-то вы боитесь. Как можно узнать что-то, если бояться всего на свете? Ну да ладно, что я там хотела? Яичница!.. Надо бы посуду помыть. Грязная уж совсем».
Зое положила ладонь на грудину. Давило сегодня.
– Вы тут не скучайте. Если что все знают, где меня найти? – вопрос был скорее насмешкой, и это полностью соответствовало улыбке, и всё же Гюстав нашёл уместным вставить своё слово.
– Да на кухне, скорее всего, – предположил он с видом, будто ответ этот хоть чего-то стоил.
«Да уж, в нашем замке сложно заплутать».
Покрепче ухватившись за палку, Зое выпрямилась. В спине привычно хрустнуло, и дрожь спустилась от плеч в коленки. Ей попытались помочь.
«Ещё чего! Я сама, и пусть только кто попробует сказать, что я чего-то там не могу! Всё я могу… ну кроме готовки, но с этим уже давно всё решено. Да… что-то я устала сегодня».
Рука Зое легла на косяк. Дерево само по себе нагрелось за этот день. Материал тот же, из которого был срублен их старый дом. Перегородка в прошлой жизни или, быть может, балка. Та самая, по которой ползала муха.
«Да, что-то я слишком много вспоминаю».
Столько лет прошло. Всё прошло, но она не жалела. Зое собиралась уже уйти, но чуть помедлила. Обернулась. Сын и Кэтрин, какой бы коровой та ни была. Внуки. Маленькая фигурка в светлой рубашке мелькала у стены рогоза, и колокольчик позвякивал у неё в руках. Исчерченное старостью загорелое лицо как будто разгладилось, а в глазах возник былой блеск. Хитрый прищур. Губы, сухие и тонкие, растянулись. Рука на грудине. «Это моя внучка», – пронеслось в пустом сознании.
Скрип. Кэтрин обернулась удивлённо и непонимающе:
– Мама?
***
Дракон открыл глаза. Выдохнул газ. Не было никакой объективной причины, почему ему нужно просыпаться в этой восъмице, но он это сделал. Зрачок в окаймлении сотен серебряных точек расширился и сузился, всматриваясь в очертания обросшей корнями и затвердевшей норы. Декстер был там. Он вторую или третью восъмицу не отходил от острова. Висел
Дракон поднялся. Под гнётом чудовищного веса орлиные чёрные когти сразу же ушли в почву, а спина выгнулась, насколько возможно прижимая кожистые крылья и тем их оберегая. Зашелестела и закачалась чёрная гладь, как это уже происходило тысячу раз, но Декстер не стронулся с места. Зверь чувствовал, как тот словно бревно, вытянулся вдоль водной глади. Ждал.
Выход. Свет. Ощущение ветра в листве.
Солнце вспыхнуло на багровых боках, высвечивая грубые старые рубцы. Мерные и раскатистые движения вдоль кромки воды, – всё дальше от недоумевающего соперника. Пару лет, ничего не значащее мгновение для дракона и целая жизнь для его добычи. Они поняли друг друга без слов.
– Пожри меня, – как будто прошелестел старый сом, выпучивая белые глаза, уже давно не способные на такую роскошь, как зрение.
– Ты уже добыча времени, – бессловесно ответил зверь, краем глаза наблюдая, как вереск колышется у его пястей.
Ноздри затрепетали. Утром по воде плыл туман, это ещё чувствовалось. Природа дышала жизнью. Ветер перебирал траву. Пели птицы, и ящерки величиной с десятую часть острого когтя охотились в траве на стрекоз. Зверь чувствовал всех их единовременно, и знание это было безмерно.
Крыло по-прежнему чуть ныло.
Что-то переменилось.
Ноздри раздулись, трубно слушая воздух. Зверь недовольно перевёл вес на другую лапу. Кто-то рядом? Бесстрашное загорелое существо, что раньше сидело на яблоне, бревне и на скамейке? Показалось. Её больше не существовало. Ни в поле, ни в коровнике. Нигде.
Тихое рычание. Сознание зверя практически ничем не походило на человеческое, и всё ж, ему, почти что, было грустно. Всего каких-то полвека. Ничего не значащее мгновение, и как много изменилось за столь короткий срок! Алое пятно, одно из множества пятен всех цветов и оттенков. Он сросся с этим местом. Целиком. Он стал единым от рыбьих косточек, осевших в броне, и вплоть до воды из ручья, что текла теперь в жилах. Дракон стал частью этого острова. Пропитался им, и именно по этой причине пора было его покинуть.
Змей не был человеком… а великим право жизни так просто не даётся. Пик ждал его.
Взгляд на вершину холма. На камнях пологого склона, коре и древесине, на крае большой деревянной чаши ясно читались отметины от когтей. Бездна зрачка отразила всё разом и сузилась, отражая раздражение.
«Животное, весящее больше оленя, способно лишь парить. Это наука, – объективное отражение действительности, и спорить с ней не имеет смысла».
(Кузьма Прохожий. Проходя Авиньон).