Остров звезд
Шрифт:
– Ладно, – я улыбнулся. Его игра понятна, мир шоу-бизнеса слишком привлекателен. И я отчетливо вижу, как он хочет туда вернуться, а мы – туда ворваться. Партия будет разыграна, чего бы не стоило – такой шанс предоставляется только однажды. А разбираться будем потом, – По рукам?
– По рукам! – Шорт расцвел прямо на глазах, аж щеки порозовели.
– Мы тогда пойдем, наверное, – пробормотал я, не зная, как расстаться на столь «романтической» ноте.
– Конечно! Конечно, идите. Идите, парни, а я займусь сведением прямо сейчас, – деловито сказал он, поднеся поближе к глазам руку с часами, мол у него мало времени, так что цените. А мне показалось, что он просто хочет выдворить нас отсюда побыстрее.
– Надеюсь, вы не сделаете из них танцевальные
– Отличная шутка! – но судя по лицу Хема, он вовсе не шутил. – Как-нибудь в другой раз, – мистер Шорт перешел на серьезный тон. – И, пускай, это останется между нами, по секрету тебе скажу, – он уставился на басиста, – далеко не из каждой песни можно сделать танцевальный хит. Настоящий хит.
Уж не знаю, что там Хем себе придумал, он вдруг закипел, как чайник. Стоял напротив нашего потенциального продюсера, нервно сжимая и разжимая гриф гитары. Стиснул зубы и поджал губы до состояния тонкой алой полоски, что так изящно контрастировала на его бледном лице. Видимо, он был сейчас на перепутье: либо сказать что-нибудь крайне обидное про музыкальные увлечения мистера Шорта – где он их видел и на чем вертел, либо с размаху вмазать гитарой по самодовольному лицу. Впрочем, я вовремя ухватил его за локоть и поспешно отвел в сторону на такое расстояние, где гитару придется разве что кидать, как шар для боулинга.
– Спокойно, брат, спокойно, – тихо приговаривал я, оттаскивая его, как ту собаку, что увидела на прогулке пятнистого соседского кота, – если ты убьешь его сейчас, кто будет включать моим родителям ретро после восьми вечера?
Хемингуэй все еще напряженно вглядывался в расслабленного Шорта, до которого даже не дошло, что его слова могли кого-то разозлить. Или быть понятыми неправильно.
Тем не менее, мои увещевания дали плоды и наш басист, кивнув, решительно пошел к выходу. Фухххх, одной проблемой меньше.
Мы покинули студию, оставив Шорта наедине с божественной музыкой, что так любезно была намотана на большие бобины.
– Диджей херов! – в данный момент наш любезный Хем вкладывал в слово «диджей» настолько уничижительный смысл, насколько мог, – диджеюшка! Чтоб ему его пульт на башку рухнул!
– Ну не кипятись ты так! – я хлопнул друга по плечу, – хорошая музыка дорогого стоит.
– Я сыграю похоронную арию на его могиле, на гитаре, сделанной из его позвоночника, – Хем заводил себя еще больше. А так и не скажешь, такой интеллигентный на вид. Хорошо, что мат Хем позволял себе крайне редко. И даже сейчас не тот случай.
– А я могу сыграть на барабанах, натянутых из кожи с его жопы, – добродушно отозвался Эрл. Хем кивнул, и протянул раскрытую ладонь.
– И ты туда же, – остановил я его, – какая разница, что он говорит, главное, что он нам поможет. А если он напряжет все свои связи – будет отличный трамплин для старта большой карьеры.
– Ты слышал, что он говорил? – Хем зашелся не на шутку, – нет, ты слышал? Гребанный еблан! – кажется, я поторопился, насчет мата, – Да Винчи был выше этого.
– А я поддерживаю Кейси, – отмалчивавшийся Хайер вставил слово, – пусть называют нашу музыку хоть трущобной, хоть ублюдской, а меня – девой Марией, если ему так хочется. Мне как-то по барабану, – Эрл вздрогнул, – новые телочки, ящик пиваса, в конце концов, – он победно взглянул на нас, – и новые струны для Энджи.
Хем обернулся. Отчаяние ли сквозило в глазах, или что-то еще, но он явно не ожидал такого подвоха от Хая. А тот тем временем уже витал где-то в облаках, насвистывая под нос заурядный мотивчик, словно накурился травки. Если судить по довольной улыбке, что периодически появляется на его лице, то он сейчас уже находился в роскошном пентхаузе, потягивая дорогущий виски из граненого бокала и наслаждался ласками в объятьях доброй сотни группис 34 .
– Ну, в общем да, – подытожил я, пытаясь прекратить
34
Группис – поклонница поп- или рок-группы, сопровождающая своих кумиров во время гастролей. Начиная с середины 1960-х годов, употребляется почти исключительно в отношении молодых женщин, активно стремящихся оказывать своим кумирам сексуальные услуги.
ГЛАВА 6. СИМБИОЗ
Мы вышли из студии, спустившись на лифте с третьего на первый этаж. Не так много времени, но я пытался рассмотреть на лицах друзей все отношение к происходящему. Конечно, я не Нострадамус, или там не Ванга какая-то. Баллов бы мне это точно не прибавило, но я явно смог разглядеть, что даже после всего нашего успеха на студии парней обуяла нерешимость, сомнения поглотили их.
Мы оказались в трех кварталах от студии, когда Хем вдруг нарушил нависшее над нами молчание.
– Ну и как тебе его идея? – он повернулся ко мне.
– Ты о чем? – я сразу и не понял.
– Его идея быть нашим менеджером? – спросил Хем.
– Аааа… – протянул я. Я и сам размышлял об этом всю дорогу.
– Ну да, – я посмотрел на парней, они хором молчали.
– Я скорее доверил бы это Хайеру, – он ухмыльнулся, – а ему, как ты сам знаешь, нельзя даже доверить заказать пиццу. Впрочем, по пицце ты главный.
Я покосился на Хая, ожидая ответного укола с его стороны. Но нет, тот, как будто и не слышал, двигая пальцами, в миллионный раз настраивая свою гитару. Видимо из пентхауза он плавно перешел к мечте о личном самолете. Да еще и о таком, где бы он сам сидел за штурвалом 35 , а телочки, принарядившись стюардессами, нежно посасывали его достоинство до ближайшей посадки.
35
Намек на Брюса Дикинсона, фронтмена хеви-метал-группы «Iron Maiden». Британский рок-музыкант, писатель, спортсмен, пилот гражданской авиации, теле- и радиоведущий, автор книг и сценарист, продюсер.
– У тебя к нему предубеждение, – уверенно сказал я. – Все просто потому, что ты всех поголовно считаешь таких как Вуду бездарями. И только потому, что за свое унц-унц, так непохожее на твое бам-бам, они незаслуженно получают славу.
– Нет! – резко ответил Хем. – Я подчеркнуто нейтрален и толерантен к представителям любых музыкальных меньшинств. Это все равно, что злиться на радугу 36 после дождя. Или плохо относиться к нищим или убогим – занятие недостойное настоящего музыканта, да и в целом, человека. Просто считаю, что не ему рассуждать о нашей музыке.
36
Радуга – символ сексуальных меньшинств.
– Ну, то есть, я так и сказал – предубеждение, – я пожал плечами.
– Просто не хочется начинать карьеру с таким паразитом в команде, – Хем тяжело вздохнул и продолжил уже спокойнее, – это крыса, крыса в коллективе. Крыса первой бежит с корабля, обнаружив течь. Он же явно хочет выехать за счет «Блудного сына» и добиться того, что не смог сделать сам. А потом говорить: «Это я! Я сделал из них звезд. Когда они пришли ко мне, даже гитару не умели держать правильно, но я разглядел в них потенциал, возвел на музыкальный Олимп». Будет трясти из нас деньги, ходить в дорогом костюмчике и периодически пинать, требуя очередной релиз. Хоть сингл, хоть EP, хоть альбом. И не отвяжешься! Состроит жалобную мину и будет говорить, что был с нами с самого начала. Знаю я такую породу людей, исключительные… как-бы так помягче…