Остров. Остаться людьми. Тетралогия
Шрифт:
– Вы осложняете ситуацию, Пирс.
– Плевать мне на вас, ублюдки!… Плевать!…
Его крик вдруг прервался, хотя Нидо предполагал, что этот человек сказал далеко не все. В такие минуты люди говорят больше, забывая о том, где находятся.
Крик оборвался неожиданно. Глухой удар, от которого Нидо снова вздрогнул, звук, похожий на тот, как если бы, не нажимая кнопок, выпустили воздух из аккордеона, и – неразборчивый грохот шагов по палубе.
– Помоги мне! – послышалось наверху, и Нидо услышал топот еще одной пары ног.
Невнятный шум и – плеск за бортом.
– Спустись вниз и выясни, нет ли на палубе пассажиров. Черт бы побрал их бессонницу…
Похолодев от страха, Нидо переступил вдоль стены и бросился бежать по палубе под капитанской рубкой. Он бежал и благодарил себя за лень, из-за которой не переобулся из мягких тапочек в повседневные сандалии.
Он скрылся за поворотом, когда на палубу кто-то спустился. Нидо видел, как луч фонаря ударил вдоль палубы, едва он успел убрать свой зад за угол.
– Пресвятая Богородица… – прошептал он. – Что здесь происходит?…
У него тряслись руки, когда он входил в свою каюту.
– Нельзя выходить до утра. Нельзя ни с кем говорить. Нужно спать. Много, крепко спать в кровати, – проговорив все это, он решил выпить, намешав в выпивку трав для сна.
Но вспомнил, что у него нет алкоголя, который сыграл бы роль катализатора.
«Завтра я напьюсь, вернусь в каюту и буду спать», – подумал он.
Решив пересчитать наличные, он вынул бумажник, и первой в его руке оказалась купюра в десять долларов. Он уже собрался было сунуть ее в карман – у Нидо был бумажник, набитый кредитками и деньгами, но не было привычки носить его с собой, – как вдруг что-то привлекло его внимание.
– Гамильтон, – прошептал он. – Город, дорога в который растворилась в океане…
Он с трудом дождался утра. Выйдя на палубу, он машинально посмотрел за борт. И ничуть бы не удивился, если бы увидел стайку акул, следующих за «Кассандрой». Рыбы быстро привыкают к тому, что их кормят у конкретного места.
¦
Все путешественники, среди которых были Дженни, Левша и Питер, вернулись через полчаса. Филиппинец к тому времени уже успокоился, и одежда его высохла. Он сидел, поджав ноги и уставившись бессмысленным взглядом в океан. Много кто в это утро смотрел в оке-ан-… Успокоился и Макаров, притих и итальянец.
– Что это значит?
Доктор Донован поднял на Левшу тяжелый взгляд.
– Обычно на этот вопрос отвечаю я, – сказал он. – Но мне лень объяснять очевидное.
– Разве вы не видите, что он мертв? – спросил Левшу Макаров.
– Где… корабль? – раздалось из толпы, сгрудившейся вокруг тела.
– На этот вопрос обычно отвечает мистер Макаров, – сообщил доктор.
– Я думаю, что корабль ушел, – скрывая раздражение, сказал тот. – Кто-то хочет со мной поспорить?
– Господи! – капризно вскрикнула беременная девушка в желтом платьице, больше похожем на рубашку. – У меня есть телефон! – И она стала рыться в своей холщовой сумке.
– Вам повезло, – равнодушно сообщил Донован. – Я свой оставил в каюте. За ненадобностью. – Убедившись, что девушка не прекращает поиски, он махнул ей рукой: – Оставьте это!
– Что здесь происходит? – От группы отделился мужчина лет тридцати пяти, крепкий, загорелый. Через все его лицо пролегал чудовищный шрам. Шрам начинался в низу левой скулы и уходил вверх криво сросшейся раной,оканчиваясь уродливой,разлапистой вилкой под самым глазом.
– Я думаю, что свет на это может пролить человек, находящийся среди нас.
Услышав слова Макарова, итальянец встал с кейса и крепко взялся за его ручку.
– Мистер Макаров… – умоляюще проговорил Донован.
Но Макаров уже шел к итальянцу. Толпа невольно разошлась и сомкнулась большим полукольцом, выход из которого был один – в океан.
– Не делайте глупостей, русский… – отступая по кромке берега, Франческо то и дело бросал взгляд через плечо, удостоверяясь в том, что дорога вдоль прибоя свободна.
– На песке лежит отравленный гипнотическим препаратом приятель этого человека, – говорил Макаров, надвигаясь на итальянца. – А оставшийся в живых его соотечественник даже при таких обстоятельствах отказывается сообщать, что так упорно он прячет в своем чемодане. А между тем, чтобы снять с себя подозрение, ему достаточно всего лишь откинуть крышку… этого чертового кейса!… – Макаров выдавил последние слова, почувствовав прилив ярости. – Всего лишь откинуть крышку!
– Зачем ему откидывать крышку своего кейса, дружище? – догнал Макарова голос Левши. Во избежание кривотолков он говорил на английском. – У меня за спиной сумка. Почему я должен вытряхивать ее содержимое только потому, что кто-то заподозрил меня в Дурных намерениях?
– Мальчики, не нужно ссориться!
Донован посмотрел на девушку. С явными признаками беременности и очарования, она смотрелась на острове настолько же неестественно, насколько неестественным здесь смотрелся бы премьер-министр России. В коротеньком желтом платьице и шлепанцах на босу ногу, она была похожа на неожиданно для самого себя повзрослевшего ребенка.
Макаров приблизился к итальянцу настолько близко, что уже ни у кого не оставалось сомнений в том, что вскоре замки кейса издадут щелчки.
– Я предупреждаю вас в последний раз… – прошептал Франческо.
– Открой кейс, упрямец, – тихо приказал Макаров.
– Вы вынуждаете меня! – крикнул тот. – Клянусь Богом, я не хотел никому зла! Клянусь Богом, что я никому из вас не причиню его, если вы потеряете интерес ко мне!…
Сунув руку в карман пиджака, он выдернул ее, и Макаров увидел пистолет.
Девушка в шлепанцах взвизгнула, и сразу после ее крика Макаров услышал за спиной вскрик Питера:
– Папа!…
– Оставьте-меня-в-покое, – почти умоляюще проговорил итальянец. Лицо его покрылось красными пятнами. – Я не имею никакого отношения к случившемуся и нахожусь здесь в тех же обстоятельствах, что и вы… Вы можете верить мне, можете находить в появлении в моих руках оружия доказательство своих бредовых домыслов… но… клянусь Девой Марией – если вы попробуете прикоснуться к этому кейсу, я нажму на спуск не раздумывая…