Остров
Шрифт:
В свое время революционные изменения нарушили традиционные связи, которые начали складываться у местного населения с русскими купцами и норвежскими промысловиками.
Уже с двадцатых годов население оказалось в полной зависимости от государственной монополии и постепенно утрачивало навыки самостоятельной, независимой жизни, а также ее материальное основание – личную собственность.
Однако период социалистической колонизации принес островитянам новые возможности. Нет сомнения, что 60-е годы были для заполярных поселков временем расцвета. В это время на Колгуеве также отстроен поселок, люди получили стабильный, независимый от результатов труда заработок, «добрых» начальников, доступ к благам цивилизации и уверенность в том, что их жизнь и жизнь их детей будет и должна становиться лучше.
В конце этого этапа многие побочные, не связанные с оленеводством отрасли хозяйства, требующие затрат и хлопот, были ликвидированы, как «неперспективные» (рыболовство, пошив изделий из шкур морского зверя, пушная ферма и т.д.). Умирают и традиционные занятия населения – промысловая охота на песца и на морского зверя; пошив традиционной одежды; изготовление упряжи для оленей.
Из-за иждевенческих настроений, нищеты, пьянства и действительного отсутствия воли к самостоятельному жизнеустройству большинство населения оказывается совершенно беспомощным перед «переменами» и продолжает существовать, в прямом смысле слова, на краю гибели.
В настоящее время эта часть населения поставлена перед дилеммой – добиться немедленного, «как раньше», финансирования собственного существования – или пытаться изменить свою судьбу, покинуть остров, перекинуть ростки на материк, отправив туда своих детей…
Некоторая часть коренного населения – наиболее хорошо адаптированная, владеющая наибольшим количеством оленей – без сомнения, смогла бы жить на Колгуеве и наладить тут товарное хозяйство. Но чтобы этот процесс завершился, необходимо время. Пока что очевиден упадок во всех областях жизни – неспособность совладать с руинами социалистического хозяйства, обидчивость, озлобленные, отчаянные настроения, ощущение «брошенности», допущенной по отношению к людям несправедливости, пьянство, прозябание, полуголодное существование – вот печальные приметы сегодняшнего дня.
В. Голованов, П. Глазов.
X.
XI. Экспедиция на остров Колгуев в 1925 году.
А. Толмачев, Ленинград
Летом 1925 года по приглашению Института изучения Севера я предпринял некоторые общегеографические и ботанические исследования на острове Колгуев.
Освоенный изначально, в середине прошлого столетия, русскими учеными (в том числе знаменитым ботаником Рупрехтом), Колгуев посещался в девяностые годы англичанином Тревором-Бетти, который
Я покинул Архангельск в обществе моего единственного сотрудника, студента-биолога Г. Кречмана, 1-го июля на теплоходе «Умба». На подходе к Колгуеву, севернее Чёшской Губы, мы попали в полосу пловучего льда, который стоял почти вплотную у южного берега Колгуева и вынудил нас отойти назад, на юг, к материку. Не приближаясь к Колгуеву, мы проследовали в Печору, где пробыли с 4 по 7 июля. Только на обратном пути теплоход попытался подойти к единственному поселку на Колгуеве, Бугрино, расположенному на южном берегу острова, но уже на некотором расстоянии от него мы снова наткнулись на довольно плотный лед. Несмотря на это на восточном побережье острова, дальше на север, обстоятельства складывались более благоприятно и утром 9 июля мы причалили к необитаемому северо-западному берегу, недалеко от устья реки Артельной, на незначительном расстоянии от северной оконечности острова.
Рис. 1. Карта острова Колгуева. 1: 840 000.
о 1. Бугрино.
о 2. Становой Шарок (покинутое поселение).
+ 3. Стоянка Колгуевской экспедиции на с.-в. побережье.
– Маршруты А. Толмачева, 17–20.07.1925.
– « « « « и Г. Кречмана, 27–31.08.1925.
– « « « «, 3–8.08.1925.
Сразу же после высадки мы начали исследование прилежащей территории, представлявшей собою неровную, пересеченную тундру. Так как весна в этом году запоздала, то во многих местах еще лежали большие скопления снега, а тундра кое-где выглядела совсем по-осеннему. Другие места, напротив, уже были покрыты пестрым ковром цветущих ярких арктических растений, среди которых я сразу же, в первые дни моего пребывания на острове, обнаружил много интересных форм.
В начале нашего пребывания на Колгуеве наши исследования ограничивались работами в районе реки Артельной и на морском берегу по соседству. Чтобы расширить круг нашей деятельности, необходимо было прежде всего разыскать на острове кочующих самоедов, только с помощью которых можно было наладить перевозку нашего оборудования. Поэтому я был вынужден оставить 18 июля наш лагерь и отправиться в путь на восток. В течение двух последующих дней я прошел по северо-восточной и частично по восточной части Колгуева и при этом уточнил целый ряд обстоятельств, касающихся топографии этой части острова, которая совершенно не похожа на то, что изображается на всех картах, но не нашел никаких самоедов. Как я узнал позже, в это время они редко посещают северо-запад острова. Я был вынужден вернуться. Только после завершения необходимой научно-исследовательской работы в окрестностях места нашей высадки мы оба отправились 26 июля на юг. После того как мы одолели уже знакомый мне участок пути вдоль северо-западного побережья острова, мы несколько отклонились от него, перешли через самую большую реку острова, Песчанку, которая в северо-западном направлении пересекает почти весь остров, и направились дальше на юг в направлении поселка Бугрино. На переходе к равнинной юго-западной части острова, 30 июля, мы встретили самоедов, с чьей помощью мы 31 июля достигли поселка. После двухдневного пребывания я снова собрался в путь с проводниками-самоедами и вереницей саней, запряженных северными оленями, которые являются в тундре единственным средством передвижения, и пересек еще раз остров от поселка до нашего лагеря на северном побережье. Я упаковал наше оборудование и коллекции и вернулся назад в поселок 8 августа. Время, оставшееся до прибытия теплохода, который должен был нас забрать, было в основном использовано для чисто ботанических работ, проводимых в южной части острова, которая во многих отношениях значительно отличается от северной. Более длинные экскурсии я не предпринимал, сдерживаемый незнанием времени прибытия теплохода. Мы пробыли в Бугрино до 23 августа, когда корабль «Мурман» Северной Гидрографической экспедиции забрал нас. Корабль обогнул побережье полуострова Канин и проработал несколько дней в Белом море. Только 31 августа нам удалось прибыть в Архангельск.
Остров Колгуев, насколько можно судить по имеющимся данным, полностью сложен из рыхлых пород, а именно из морены, покрытой послеледниковыми аллювиальными отложениями. Проявления коренных пород до сих пор не обнаружено. Поверхность острова сильно различается на всем его пространстве. Южная и юго-восточные части представляют собой равнинную низменность; центральная часть напротив – пересеченная местность, достигающая, вероятно, в отдельных точках высоты в 100 м. Более подробно исследованная мной северо-восточная часть острова образует плато, подвергшееся сильной эрозии, поднимающееся в высоту на 50 метров. Ряд значительных рек в долинах, из которых пять (а не три, как указано на большинстве карт) достигающие северо-восточного участка побережья, прорезают плато. Эти реки (с с.-в. на ю.-в.) таковы: Конкина, Избушечная, Артельная, Косая и Великая, последняя с большим притоком Пуночная. Самая значительная из названных рек – Великая – уступает по величине только Песчанке, и вероятно Губистой, которая течет в западной половине острова. Берега Колгуева в основном отвесные; на юге обрывы незначительной высоты (местами всего до 4 метров), к северу они становятся выше и достигают 40–50 метров; только одна часть восточного побережья остается совсем низкой. Ординарная береговая линия делает остров почти неприступным в плохую погоду, в то время как более защищенное восточное побережье опасно из-за удлиненных банок, протянувшихся от побережья на большое расстояние.