Острова пряностей
Шрифт:
После того как рубка была готова, а ее крыша покрыта пальмовыми листьями, я понял, почему ее называли «домом» — она выглядела точь-в-точь как одна из прибрежных хижин. Во все щели между досками, даже самые узкие, были засунуты тонкие кусочки коры бумажного дерева, выглядевшие как запыленная коричневая бумага, — и вот лодка была почти готова.
Мой давний друг, Ник Бернингем, приехал на Варбал в середине ноября, чтобы присутствовать при последнем этапе строительства и помочь в спуске лодки на воду и первом испытании парусов. Признанный знаток традиционных индонезийских судов, Ник беспокоился, что лодка, построенная бригадой Джонни, окажется недостаточно прочной. Он советовал установить четыре дополнительных шпангоута для усиления средней части лодки. По плану мы должны были спустить лодку на воду в ближайшие две недели, пока приливы были нужной высоты, и казалось невероятным, что бригада Джонни успеет изготовить и установить еще четыре шпангоута за оставшееся время. Но Джонни взялся
К полудню все четыре шпангоута были вырублены, подготовлены и установлены на место; как отметил Ник, нормальный западный плотник к этому времени только успел бы решить, какие инструменты ему понадобятся для работы.
За десять дней до предполагаемого спуска лодки на воду я пережил еще один тревожный момент. Оказалось, что пять прау с острова Варбал отправляются на острова Танимбар, лежащие в 160 километрах к югу. Целью этой экспедиции было пополнение запасов сопи — пальмового вина; на Варбале уже несколько месяцев как выпили последнюю бутылку. Переполненный дурными предчувствиями, я уже видел, как вся бригада Джонни страдает от похмелья, не в силах вернуться к работе, пока на Варбале будет оставаться еще хоть литр вина. Но здесь я снова получил неожиданный урок. Пять прау отсутствовали чуть дольше недели; затем четыре из них вернулись, нагруженные товаром, который был распределен среди жителей деревни. Но никакого буйства, сколько я мог заметить, не воспоследовало. А что же произошло с пятой лодкой? Все жители были обеспокоены, когда стало понятно, что она не вернулась вместе с остальными.
Через два дня лодка прибыла на Варбал; команда выглядела несколько смущенно. Поскольку стапель, где наша лодка дожидалась последних взмахов топора, располагался совсем рядом с причалом, мы оказались свидетелями довольно-таки резкого разговора между старым моряком и капитаном прау. Что случилось, спрашивал рыбак, почему вы так задержались? Шкипер что-то недовольно буркнул, и его собеседник громко рассмеялся. Очевидно, шкипер припозднившейся лодки сбился с курса в первую же ночь после отплытия с Танимбара. На рассвете команда увидела на горизонте остров, но перепутала его с другим. Считая, что находятся южнее, чем были на самом деле, они поплыли дальше вперед, вместо того чтобы скорректировать направление, и пролетели мимо Варбала. В конце концов они поняли свою ошибку и повернули назад, но теперь им пришлось идти против сильного течения, что и вызвало задержку на два дня. Этот разговор приоткрыл для меня тайны местного навигационного мастерства. Было очевидно, что здешние моряки не пользовались компасом и картами, но руководствовались привязкой к местности. Они просто плыли от одного острова к другому — а в этих местах всегда находился какой-нибудь остров в зоне прямой видимости, который мог служить ориентиром. Но требовалось определять острова безошибочно, а течения были так сильны, что при ошибке в определении местоположения судно могло оказаться унесенным далеко в сторону, а все ориентиры потеряны.
«Альфред Уоллес» был спущен на воду в конце ноября, на неделю раньше назначенного срока, и этот факт не вызвал в деревне особого интереса — его восприняли так же, как любое другое запланированное событие, вроде церковных праздников или вечерних бесед о политике. Стояло прекрасное солнечное утро, высоко в небе плыли белые облака, и легкий ветерок тянул с севера, словно бы специально для того, чтобы немного охладить наше нетерпение: мы собрались на месте стапеля под кокосовыми пальмами. Я договорился с Мимой, чтобы она приготовила чай, минеральную воду и пирожные в достаточном количестве, чтобы хватило на всех жителей деревни. Столы накрыли на пляже рядом с причалом и украсили гирляндами из пальмовых листьев.
Появился туан тана — «хозяин острова». Номинально он выполнял роль шамана — от лица местных жителей вступал в контакт с духами земли и воды, ветра и леса. Эта роль передавалась по наследству, так что все туан тана на Варбале всегда принадлежали к одному роду. Шаман, однако, внешне ничем не отличался от любого другого жителя деревни и носил свободные штаны и рубаху, как и другие мужчины на острове; в результате глазной болезни он потерял зрение. Когда все жители собрались вокруг лодки, он произнес несколько фраз, благословив лодку на плавание, и я вложил в его руки блюдце, на котором лежали завернутые в тряпицу несколько монет — символический подарок в благодарность за его напутствие. Затем без всяких церемоний мужчины взялись за веревки и потащили судно к воде. На песке уже лежали небольшие бревна, образующие подобие
Мы с Ником отправились домой к Миме, чтобы пообедать, а когда вернулись на берег, оказалось, что наша новорожденная прау исчезла! На секунду я перепугался, но, глянув вправо, успокоился: лодка была тут как тут — с полностью развернутыми парусами, она шла параллельно берегу прямо к нам.
Вполне в духе Варбала — никто и не задумался о том, что надо проверить прочность мачт и оснастки. Никому не пришло в голову посмотреть, не протекает ли дно. Строители сразу же распустили паруса, подняли якорь и отчалили, чтобы посмотреть, как будет вести себя новое судно в море. Я видел долговязый силуэт Джонни, беззаботно сидящего на корме — он управлял лодкой с помощью двух рулевых весел. По его расслабленной безмятежной позе было видно, что лодка проходит испытания весьма успешно.
Я был бы не прочь взять с собой в нашу экспедицию кого-нибудь из строительной бригады в качестве постоянного члена экипажа. Но никто из бригады Джонни не был готов уезжать из дому на четыре или пять месяцев. Они были строителями, а не странствующими моряками; кроме того, всех держали дома семьи. Вдобавок, рыбак по имени Бейл, которого я сначала пригласил к нам в качестве матроса, получил серьезное увечье на рыбалке. Он сидел в каноэ и ловил рыбу около рифов, когда из воды выскочила летучая рыба (Elops saurus). Эта рыба похожа на лезвие сабли — длинная, тонкая, с заостренной челюстью. Летучие рыбы поражают свою добычу, нападая на нее сверху, с воздуха; они передвигаются короткими стремительными прыжками, скорость которых имеет решающее значение для успешности охоты. В данном случае летучая рыба в пылу погони вылетела прямо перед каноэ и воткнулась в рыбака, вонзив свою острую челюсть ему в ногу. К несчастью, оказался задет нерв, и Бейл остался инвалидом.
Тогда я вспомнил о человеке, которого упоминал Филип, сингапурский торговец живой рыбой, — о его бригадире Янисе. Уроженец Варбала, он был, по словам Филипа, совершенно надежным и очень верным человеком. В то время как все остальные коллеги Филипа по рыбному бизнесу исчезали, едва завидев более крупный заработок, или становились более требовательными и менее легким на подъем, Янис оставался прежним — всегда готовым к работе, всегда добродушным и скромным. Теперь Филип, сочтя конкуренцию слишком высокой, уехал с архипелага Кай и прекратил свою торговую деятельность, так что Янис, скорее всего, остался без работы. Я попросил найти его, и через несколько минут Янис уже стоял передо мной на пляже Варбала. Он выглядел точно таким, каким описал его Филип, — коренастый, широкоплечий мужчина быстро шел мне навстречу по песчаному пляжу, широко улыбаясь.
Янису на вид было около сорока лет, и казалось, будто он не покупал ничего из одежды уже как минимум лет пять. Его крупные широкие ступни не нуждались в обуви, шорты были порваны, а на грязной футболке дыр было больше, чем самой ткани. Слегка кривоногий, с мощной грудной клеткой и могучими руками, он выглядел воплощением добродушия. Лицо было очень смуглым, с выступающими надбровными дугами, глубоко посаженными карими глазами и вьющимися волосами. Он с любопытством ждал моих слов, и я заметил на лицах окружавших нас местных жителей улыбки. Все они знали, что я ищу человека для нашей экспедиции, и было очевидно, что к Янису все присутствующие испытывали чувство особого расположения. Оказалось, что он был одним из самых популярных членов здешнего общества, и за его добродушие и готовность всегда прийти на помощь его звали в деревне Ом Янис, то есть Дядюшка Янис. Как я вскоре убедился, у него была еще одна особенность — он никогда не загадывал вперед более чем на несколько часов. Янис достаточно комфортно чувствовал себя здесь и сейчас и поэтому был беззаботен, как стрекоза из басни. Ему нравилось все — и солнце, и дождь; если его попросить, он мог работать двадцать часов подряд, а мог терпеливо ждать на пляже весь день напролет. Природа одарила его редкостным добродушием и открытостью, что как нельзя лучше подходило для нашей экспедиции. Не имея никаких комплексов, он мог с легкостью обратиться к незнакомому человеку за помощью или советом. Янис был простоват и имел привычку озадаченно скрести голову с недоуменной улыбкой на лице; намеренно или случайно она возникала, я не знаю, но, несомненно, с ее помощью Янис сразу завоевывал симпатию слушателя. Когда проблема была решена, эта полуулыбка превращалась в широчайшую простецкую ухмылку.
«Альфред Уоллес»
Недостаток сообразительности Янис возмещал избытком энергии. Он любил работу и принимался за любое дело с огромным рвением, пренебрегая каким бы то ни было планированием. Очень сильный физически, он был довольно неуклюж, и все изделия его производства неизбежно оказывались грубоватыми, хотя вполне функциональными. В течение последующих нескольких месяцев мне предстояло узнать, что Янис неизбежно ломает любой инструмент, который попадает ему в руки, в том числе молоток, и что он получает наибольшее удовольствие, когда, нагруженный канистрами, бредет вверх от берега по песку к колодцу за водой. За несколько минут ему удавалось очаровать местных дам, и вот он уже стоял, купаясь в их восторженных взглядах, и весело разглагольствовал — кепка на кудрявой голове лихо заломлена набок, прямо-таки воплощение образа заправского моряка.