Острова в океане
Шрифт:
Тут как раз Дылда Гарри получил от капитана Ральфа заказ на партию лангустов, и несколько дней он сюда не приходил, а приезжий эти дни пил уже вовсе без просыпу. У него было с собой какое-то снадобье вроде нашатыря, вот он его хлебнет, протрезвится немного — и опять сначала. Но, несмотря на снадобье, алкоголь в нем все накапливался и накапливался.
Его к тому времени все привыкли запросто звать Самоубийцей, и вот я ему как-то говорю: «Послушайте, Самоубийца, вы бы хоть сделали передышку, а то ведь и до небытия
«А я уже все, — говорит. — Я уже en route 17. Я уже отправляюсь в дорогу. Получите с меня за выпитое. Роковой выбор сделан».
Я ему даю сдачу, а он отмахивается. «Сдачи, — говорит, — не надо. Оставьте эти деньги для Гарри, пусть выпьет на них перед тем, как последовать за мной».
А сам выскочил из бара, да прямиком на причал Джонни Блейка, да бултых в воду, а ночь была темная, безлунная, и так его больше никто и не видал, пока через два дня труп не прибило к берегу на самой оконечности мыса. А ведь тогда всю ночь никто не ложился, искали, где только могли. Я так думаю, он расшиб себе голову о какую-нибудь бетонную штуковину под водой, и течение унесло его в море. Дылда Гарри вернулся на следующий день и оплакивал его, пока не пропил всю сдачу. Сдача-то была с двадцатидолларовой бумажки. А потом говорит мне: «Знаешь, Бобби, он, наверно, был псих, Самоубийца-то». И угадал — родственники потом прислали человека за телом, так этот человек говорил комиссару, что Самоубийца страдал какой-то механикально-депульсивной болезнью. У вас такой болезни не было никогда, Роджер?
— Нет, — сказал Роджер. — И теперь уже, надеюсь, не будет.
— Вот и хорошо, — сказал Бобби. — С небытием шутить шутки не надо.
— К матери небытие, — сказал Роджер.
XI
Ленч удался на славу. Бифштексы были подрумяненные, в полосках от рашпера, на котором они жарились. Нож легко входил сквозь корочку, а внутри мясо было нежное и сочное. Они подбирали подливку ложками, сливали ее на картофельное пюре, и на желтоватой белизне картофеля образовывались темные озерки. Бобы лима в масле были целенькие, листья латука — упругие, прохладные, а грейпфрут — холодный.
От ветра у всех разыгрался аппетит, и Эдди поднялся к ним наверх и стал смотреть, как они едят. Лицо у него было страшное. Он сказал:
— Ну как вам мясо-то, ничего?
— Мясо замечательное, — сказал Том-младший.
— Жуйте как следует, — сказал Эдди. — Глотать наспех — только добро переводить.
— Его и жевать не надо, просто во рту тает, — сказал Том-младший.
— А на сладкое будет что-нибудь? — спросил Дэвид.
— А как же? Пирог и мороженое.
— Ух ты! — сказал Эндрю. — А две порции можно?
— Смотри, с таким грузом, пожалуй, на дно пойдешь. Мороженое твердое как камень.
— А с чем пирог?
— Ягодный.
—
— Кокосовое.
— Откуда оно у нас?
— Привезли на рейсовом судне.
Они запивали еду холодным чаем, а Роджер и Томас Хадсон после сладкого попросили себе кофе.
— Эдди — замечательный повар, — сказал Роджер.
— Это у нас аппетит разыгрался.
— Такой бифштекс? Такой салат? Такой пирог? Нет, тут дело не только в аппетите.
— Повар он превосходный, — согласился с ним Томас Хадсон. — А как тебе кофе?
— Кофе отличный.
— Папа, — сказал Том-младший. — Если приезжие с яхты будут вечером у мистера Бобби, можно мы пойдем туда и разыграем, будто Энди — пьяница?
— Мистеру Бобби это, пожалуй, не понравится. У него могут быть неприятности с констеблем.
— А я схожу туда заранее и все ему объясню и поговорю с констеблем. Он с нами дружит.
— Что ж, ладно. Объясни все мистеру Бобби и смотри не прозевай ту публику. А как же быть с Дэви?
— Может, на руках его донесем? Это будет даже очень кстати.
— Я надену туфли Тома и сам дойду, — сказал Дэвид. — Томми, а ты уже придумал, что делать?
— По дороге решим, — сказал Том-младший. — Веки выворачивать ты еще не разучился?
— Нет, что ты! — сказал Дэвид.
— Только сейчас, пожалуйста, не выворачивай, — сказал Энди. — А то меня стошнит, весь ленч сразу отдам.
— Вот захочу, наездник, и тебя вырвет.
— Нет, только не сейчас. Попозже, пожалуйста.
— Может, мне с тобой пойти? — спросил Роджер Тома-младшего.
— Чудесно, мистер Дэвис, — сказал Том-младший. — Мы вместе что-нибудь придумаем.
— Тогда пошли, — сказал Роджер. — Дэви, ты бы соснул немножко.
— Можно, — сказал Дэвид. — Я почитаю-почитаю и засну. А ты, папа, что будешь делать?
— Я буду работать на верхней веранде.
— Тогда я лягу там на диване и буду смотреть, как ты работаешь. Тебе это не помешает?
— Нет. Наоборот.
— Мы скоро вернемся, — сказал Роджер. — А ты, Энди, пойдешь с нами?
— Мне не мешало бы поупражняться. Но, пожалуй, не стоит: а вдруг эти приезжие уже там.
— Сообразил, наездник, — сказал Том-младший. — Ты малый сообразительный.
Они ушли, а Томас Хадсон сел за мольберт. Некоторое время Энди смотрел, как он работает, но потом убежал куда-то, а Дэвид то смотрел, то принимался читать и не заговаривал с ним.
Томасу Хадсону хотелось начать с прыжка рыбы, потому что писать ее в воде будет гораздо труднее, и он сделал два этюда и обоими остался недоволен, а потом написал третий, который ему понравился.
— Посмотри, Дэви, похоже?
— Ой, папа, замечательно! Но когда рыба выпрыгивает из воды, ведь она поднимает целый фонтан, правда? А не только когда она падает обратно в море.