Острые углы
Шрифт:
— Сима мне тоже ни слова о таком не говорила.
— Даже не напоминай мне про нее, — раздраженно сказал отец, словно отмахнувшись от самого существования этой женщины. — Зачем она будет тебе это говорить? Вдруг ты проникнешься пониманием. Ей же надо, чтоб ты меня ненавидела.
— Это понятно. Ты забрал меня…
— Я тебя забрал, потому что я твой отец! Она хоть сколько может рогом в землю упираться, я твой родной отец, и закон на моей стороне. Да, поступок мой выглядит не очень, зато мотив чист. Ты моя дочь и должна
— Но ты запретил нам видеться.
— А что бы ты сделала, если бы какая-то баба настраивала против тебя твоего ребенка? Может, не идеальный, но это был единственный выход. Если уж она такая хорошая мать и так тебя любила, чего ж не засунула подальше свой характер и не помогла наладить нам отношения. Тебе и мне. Ради тебя! Зачем надо было всё усугублять? Я твой отец, мы семья, ты всё равно будешь жить со мной. С этим бесполезно спорить. Зачем рассказывать тебе, что ты мне не нужна и я тебя не люблю. Это же она всю эту дурь тебе в башку вбила. Про тебя и про Матвея. Я не мог заменить тебе ни мать, ни Симу. Но я делал всё возможное.
Лера засмеялась, вспомнив те времена:
— Да, ты очень рьяно принялся исполнять отцовские обязанности.
— Я хотел, чтобы ты получила всё, что я тебе недодал. Когда-нибудь ты поймешь, что иногда ребенок должен получить то, что должен, а не то, что он просит. Я старался, чтобы вы с Матвеем получили всё, что могут получить дети вашего положения.
— Ты даже маму нам пытался найти, — усмехнулась Лера.
— Слава богу, что вы уже выросли и мне больше не придется жениться, — поддержал Соломатин шутку дочери. Помолчал и спросил: — А ты что? Зачем замуж вышла, если с мужем не живешь?
— А откуда ты знаешь, что я с ним не живу? Опять шпионишь за мной?
— Нет. Если б ты жила с ним, то узнала бы от него, а не от подружки, что он сын Назарова.
— Точно, — чуть усмехаясь кивнула Лера, признавая логику отца. — Ты же не хотел, чтобы мы были вместе, радоваться должен этому факту.
— Меня это не радует. Я тебя как учил? Если уж заварила кашу, то прешь до конца, а не сруливаешь на полпути.
— Да-да, я помню, — улыбнулась дочь лишь уголками губ. — Кстати говоря, Лёшка с самого начала был против, что мы скрываемся. Это моя инициатива. Не хотела с тобой воевать, заваривать вот такую кашу. Думала, дождусь удобного момента, когда ты будешь готов согласиться с моим выбором.
— Как тут теперь не согласиться. Фартовый твой Лёха. Как там у вас говорят…походу, ты удачно вышла замуж.
Лера усмехнулась, однако сомневаясь, что сам Лёха сейчас считает так же.
— Папа, ты же всегда умел каждый мой промах превращать в достижение. Сделай это и сейчас. Признай, что я сделала невозможное. Примирила тебя с заклятым врагом. И при этом тебе не надо ни к нему идти на поклон, ни своим приспешникам что-то объяснять. Вали всё на меня, мол, это всё дочь, дурилка неразумная, связалась с ним, а тебя не
— Чего сидишь тогда? Иди, узнай там всё… Как весь из себя благоверный Назаров умудрился сестрице жены заделать ребенка. Расскажешь потом.
— Ты хочешь, чтоб я у Полевого разузнала, а мы потом с тобой посплетничали?
— Именно.
— Ах, Альберт Сергеевич, как можно! — делано изумилась Лера и, оперевшись на подлокотники, поднялась с кресла. — Ладно. Пошла. Как будут новости, расскажу.
***
После оглашения завещания Полевой сразу же уехал домой и выключил телефон.
Назаров его отец. Не дядя какой-то. Родной отец!
Выяснять у тётушки ничего не стал, а собственные предположения, вывинчивающиеся из уставших от передряг извилин, были одно уродливее другого. Алекс не понимал, как ко всему этому относиться и что делать дальше.
Он был подавлен, никого не хотел видеть и ни с кем не хотел разговаривать.
Дома он выкурил две пачки сигарет, выпил полбутылки текилы, и всё ему стало безразлично. Не раздражал даже дверной звонок. Кто-то пытался добиться с ним встречи, но, так как желания с кем-то пообщаться у Полевого не появилось, к двери он не подходил.
Однако гость проявил недюжинную настойчивость.
— Здравствуй, тётушка, — сказал Лёшка, все-таки открыв дверь, и добавил с сарказмом: — А ты точно моя тётя — не мама, нет?
— Алёшенька, я понимаю, что ты шокирован, и хочу тебе всё объяснить. Ты не так себе всё представляешь… — взволнованно начала Ксения Романовна.
— А я никак себе это не представляю и слышать ничего не хочу, — отрезал он. — Раньше надо было объяснять, сейчас мне это не интересно.
Они стояли в пороге, Полевой не отступил, чтобы пропустить женщину в квартиру.
— Так и будешь меня в дверях держать? — спросила она, ёжась под его колючим взглядом. — Может, все-таки впустишь?
— Хорошо, проходи, — нехотя сказал он.
Ксения Романовна прошла в гостиную, сняла темные очки и черный шелковый платок с головы. Сев на диван и сцепив руки на коленях, она ждала, что племянник как-то выразит желание ее выслушать, но Полевой ходил по комнате, как запертый в клетку зверь.
— Юлий в таком же состоянии, но он успокоится и всё поймет.
— Видел его шок, когда завещание зачитали, можешь не объяснять. Такое наследство уплыло.
— Зачем ты так… — произнесла она сконфуженно.
— Можешь не переживать, — сразу сказал он. — Я оформлю отказ от наследства, и твой сын получит, что ему причитается.
— Принять такое решение — твое право. Но Артем Павлович не этого хотел. И я не об этом хочу поговорить.
— А я хочу, чтоб меня все оставили в покое! — рявкнул Алекс, не проявляя к тётушке ни малейшего снисхождения. — Сказал же, передам всё Юлию, и делайте что хотите. Он теперь главный — пусть командует. А я укачу на Бали и буду там дзен ловить!