Осужден и забыт
Шрифт:
Я почувствовал себя не в своей тарелке, вроде Хлестакова. А Турецкий – ничего, вовсю любезничал с местными провинциальными красотками, уминал за обе щеки деликатесы, которыми нас потчевало начальство, словом, оттягивался по полной программе.
Утром, проснувшись рано, как и договаривались, мы в девять часов уже маршировали вдоль парадного подъезда гостиницы, пряча носы в воротники курток. Машина не пришла. Последовал гневный звонок Турецкого в прокуратуру, там отвечали, что машина точно вышла, что она по дороге сломалась, но пусть он не беспокоится – поломка
Полчасика, как водится, затянулись до обеда.
Я почувствовал, что нас водят за нос, и приподнятое состояние духа постепенно сменилось унынием. Сидя за отдельным столиком в ресторане гостиницы и глядя на остальных немногочисленных обедающих постояльцев, я с тоской думал о предстоящем трудном путешествии в Кыштым. Ведь придется становиться в принципиальную позицию, с кем-то ругаться, возможно даже угрожать. Как я этого не люблю! Зачем это? Ведь все вокруг – такие милые люди. Ну с кем идти сейчас ругаться – с прокурором области, с которым вчера вечером в ресторане мы задушевно говорили о Солженицыне? Или с вице-мэром, чья дочка играла во вчерашнем спектакле, и хорошо играла… В конце концов, если смотреть по большому счету, их даже нельзя винить в том, что мне не дали сегодня машину… А может, и дали, а она и на самом деле по дороге сломалась… А я учиню из-за такой мелочи скандал! Хотя нет. Скандал будет учинять Турецкий.
– Ну все, – решил наконец Александр Борисович, – так дело не пойдет. Будем добираться своим ходом.
После обеда мы вышли из гостиницы и отправились к ближайшей стоянке частников-таксистов, расположенной на площади перед кинотеатром.
– До Кыштыма? – подходя то к одному, то к другому водителю, спрашивали мы. – Кто-нибудь в Кыштым может отвезти?
Но при одном упоминании поселка на лицах владельцев «Жигулей» и иномарок отражалась загадочная усмешка, они отрицательно качали головами в больших норковых шапках-ушанках и отходили в сторону.
Наконец один из частников снизошел до объяснений. Саркастично усмехаясь, он сказал:
– Сначала найди «Урал», который пойдет впереди и будет вытаскивать машину, если мы застрянем.
– Да что «Урал»? Тут вездеход нужен! – громко сказал водитель соседней машины. Окружающие засмеялись.
– Что, дороги очень плохие? – сочувствующим тоном произнес Турецкий.
– Смотря что называть дорогой, – сплюнул частник. – Сто восемьдесят километров через тайгу. Да кто там проезжал последним, хрен его знает. И то за эти дни снегом все могло замести по самые уши. Лета дождись! – со смехом посоветовал он на прощание.
– Что же, в поселок совсем машины не ходят? А как же продукты? Разве в местный магазин продукты не завозят? – вступил я в разговор.
– Черт его знает, может, и не завозят, – равнодушно отвечал шофер, – а может, там и магазина-то нету…
– Как же люди живут?
– Черт их знает. Вот так и живут. Выживают. А вы не местные, видать? Издалека приехали?
– Из Москвы.
– Тю! Оно и видно.
Посмотреть на наивных
– Наверно, по Енисею летом им подвозят что-нибудь, – предположил один шофер, – там от Кыштыма до Енисея километров десять.
– Раньше паром ходил, – сказал другой, постарше. – Наверное, им паромом забрасывают пару раз в году продукты, вот и все.
– Да нет. Это же городок при зоне. Там и снабжение особое.
– Через тайгу до Кыштыма дороги нету, – со знанием дела качал головой еще один частник. – Точно говорю. У меня там брательник сидит. Нету дороги.
Совершенно охренев от такой информации, мы вернулись в гостиницу. Турецкий тут же перезвонил в прокуратуру.
– Здравствуйте, это опять я. Турецкий из Генпрокуратуры.
– Да-да! Очень рады вас слышать! – елейным голосом отвечала секретарь краевого прокурора. – Вы не волнуйтесь, Александр Борисович, все в порядке.
– Что значит «в порядке», – грозно воскликнул Турецкий, – почему же мы не в пути?
– Машина уже готова, – зачирикала секретарша, – только ведь сегодня уже поздно ехать. На ночь глядя нельзя… Завтра в девять утра, как договаривались.
– Постойте, постойте! – закричал Турецкий, чувствуя, что она сейчас положит трубку. – А вот мне ваши местные шоферы сказали, что на Кыштым вовсе дороги проезжей нет. Как же мы завтра поедем?
Секретарша заметно смутилась, но скоро нашлась.
– Да ну, вас просто напугать решили, денег побольше содрать хотели, – лживым голосом пропела она. – Как это нет дороги? Все есть. Вы не волнуйтесь, машина за вами завтра придет.
Турецкий со злостью бросил трубку и выругался. А я подумал, что скорее всего ни завтра, ни послезавтра, ни вообще в обозримом будущем никакой машины не будет. А тем временем дорогу – если таковая вообще когда-нибудь была – окончательно занесет снегом, и мы застрянем здесь не просто до Нового года, а пожалуй, и до Первого мая.
– Нет, надо действовать. Сейчас, немедленно. Не откладывая, – наконец сказал я.
Турецкий кивнул и стал снова собираться. Решительно распахнув дверцы трехстворчатого зеркального шкафа из шикарного итальянского гарнитура, которым поражал посетителей номер-"люкс", я достал маленькую спортивную сумку, бросил ее на широкое ложе с инкрустированным изголовьем и принялся складывать все самое необходимое на дорогу, но главным образом водку.
– Даже если пешком придется пройти сто восемьдесят километров, – бормотал я, – до Кыштыма доберемся! Всем назло доберемся!
Второй день накануне бунта прошел в Кыштымском лагере еще тише, чем первый. Зеки молча хлебали приготовленную Трофимовым баланду. На этот раз в обычную гороховую бурду Трофимов высыпал остатки макарон. Вид у похлебки был малопривлекательный, но зеки в мгновение ока проглотили еду.
– Правильно, чего жалеть? – философски высказался вслух Карась, глядя, как в кипящей желтой жиже всплывают и тонут белые червяки макаронин. – Если зона взбунтует, всех нас отсюда по этапу раскидают. Значит, надо успеть все сожрать.