Освободите тело для спецназа
Шрифт:
— А что там рассказывать! Очень просто вляпались, как все. Меня Борька Грошев из барнаульского «Интерсервиса» в Китай сосватал. Я официанткой работала в Шаньяне, ресторан «Тай Хуа». Хороший ресторан, красивый. А сзади комнаты, где русские девушки китайцев ублажают. Месяца не прошло и меня заставлять начали. Неделю голодом морят, а потом запрут в комнатёнку, окошко откроют и морозят тебя, как таракана. Девчата и сдаются. А мы с Танькой, ни в какую!… Ни в ка-а-кую….
– захлюпала носом в темноте Вика, и Глеб понял, что девушка вспомнила убитую Мясником подругу. — С нами ещё Света была… — сквозь тихий плач разобрал Глеб, — воспаление… лёгких….
Сержант сидел
Спустя несколько минут Вика успокоилась.
— Когда Света умерла, китайцы переполошились, вдруг власти что узнают, и нас продали, от греха подальше. Накачали наркотиками и переправили в Гонконг, а оттуда в Штаты. И оказались мы в публичном доме в Дейтоне. Ну американцы с нами вообще не церемонились. Изнасиловали хором на третий день. Первых то два дня, — всхлипнув, пояснила Вика, — нас анализы водили сдавать. А мы с Танькой, дуры, всё удивлялись: надо же, медицина у них какая?! Столько анализов берут, будто мы в космонавтки записались!
Она несколько секунд помолчала:
— Усмирили они нас быстро. Вколют дрянь какую-то, а дальше сплошная жуть — от боли на стенку лезешь и орёшь, как резаная. А негритос, которого к нам приставили, только посмеивается, да ещё и держит тебя, говнюк, так что не вырваться! А от этого боль ещё злее, ещё нестерпимее. Танюшка сначала больше минуты не выдерживала — сознание теряла, а потом видно притерпелась и орала, как и положено целый час, пока действие препарата не кончится. Так что через неделю, мы были как шелковые, и готовы на всё, лишь бы нас опять в этот подвал не засунули.
Вика тяжело вздохнула и замолчала. Глеб тоже молчал. Что он мог сказать этой несчастной девчонке, которую одна гнусная мразь продала в кабалу другой, а та, поспешив избавиться от неприятностей, а заодно и сорвать куш, продала её третьей, ещё более гнусной сволочи. Что он мог сказать этой несчастной девчонке, которую, поманив хорошей работой, подло обманули, предназначив под нож хирурга, а чтобы не даром жрала хлеб, сделали из неё проститутку, до тех пор, пока не отыщется подходящий клиент с изношенным сердцем или загубленной почкой. Ох уж эта американская предприимчивость! Забить бы вам в глотку ваши бумажки, ради которых вы готовы на всё! Волки вы, в личине добропорядочности, пытающиеся сожрать всех вокруг!
— А откуда она, твоя подруга? — спросил он, чтобы хоть звуком своего голоса разогнать эту, мучительно-тяжёлую паузу.
— Из Читы она. Таня Емельянова, двадцать лет всего, — опять захлюпала носом Вика.
— Не плачь, — тихо сказал Глеб. — За подругу твою, мы сочтёмся! А тебя, в русское консульство или посольство отправим — домой поедешь.
— Как же, ждут там меня в посольстве! Сами поди каждый доллар считают, да телеграммы в Москву шлют, чтобы денег прислали. На какие шиши ехать-то….
«Что деньги! Живой бы тебя довезти!» — подумал он про себя, а вслух сказал: — Это не проблема. Если они не найдут, я найду!
Девушка, блеснув в темноте белками, подняла глаза:
— А ты не американец, Ричард… нет, не американец, — тихо произнесла она.
— С чего ты это взяла?
— Те бы не дали… а если б дали, то только в долг. И по-русски ты очень чисто говоришь.
— У меня отец в Москве пять лет работал, и я учился в советской школе, — соврал Глеб. — И не принимай меня за советского разведчика, я не Штирлиц!
— На москвича ты тоже не катишь! Там все — уроды и сволочи! Только карманы набивают, народным добром торгуя. Катька вот рассказывала, что в Чите
— Ну и где же здесь коммунизм? — удивился Глеб.
— А троллейбус у них ходит бесплатно. Всё равно народу за проезд платить нечем. И водители на троллейбусах бесплатно работают, знают, что всё равно зарплату не дадут. У них в городе своя тепловая электростанция и угольный карьер где-то рядом, за счёт этого и держатся. А то бы вымерзли, как мамонты. Морозы то там зимой — за сорок. А от голода китайцы спасают. Танька говорила, у них в Чите два рынка китайских есть. Шмотками и жратвой торгуют, в основном на обмен. Всё очень дёшево. За армейскую шинель можно две кожаных куртки выменять, а уж лапши в пакетиках — не меряно. И мэр у них мужик правильный. Сказал: Денег нет и не будет! Берите земли сколько надо, сажайте картошку. Танюшка говорила, у них в Чите, кроме картошки, ничего не растёт нормально. Мерзлота, и лето короткое. Зато ягод и грибов в лесу — море. И народ там хороший, в беде никогда не бросят. Военные часть своего пайка в детские дома отдают, с больницей лекарствами делятся. Долларов никто в глаза не видел. Уехать никуда нельзя, денег даже на плацкарту не наскребёшь. А вот в Китай ездят, на экскурсионном автобусе. Там до границы меньше ста километров. Танька очень о китайцах хорошо отзывалась: честные и работящие. На этом и попалась. Оказывается и там сволочи есть, не только в Москве.
— Сволочи есть везде, — согласился Глеб. — Процент только разный. В Москве их, наверняка, сейчас больше, чем в Америке. Вся гниль со страны туда собралась.
— А скажи, Ричард, если не секрет, конечно, ты зачем взялся меня из подвала вытаскивать?! — вернулась к терзавшему её вопросу девушка.
— По чистой случайности! — решил немного ввести её в курс дела Глеб. — Я следил за мужчиной, который привёз вас на остров. Я и знать не знал, что вы у него в фургоне, пока вас, сонных, не стали заносить в дом. А когда случайно подслушал, что вы русские, то, естественно, заинтересовался, зачем это двух русских девчонок сюда привезли, да ещё тайно.
— Так ты из полиции? — перебила его Вика.
— Нет, к сожалению. Иначе бы их всех уже давно арестовали. Я преподаватель колледжа. А тот человек, которого я попытался выследить, недавно всадил в меня две пули из пистолета, пытаясь убить. Но это, как видишь, у него не получилось. Это наемный киллер, его уже давно ищут.
— Преподаватель колледжа, ну ни черта себе?!… А, поняла… ты, наверняка, преподаешь там стрельбу и какое-нибудь кун-фу.
— Математику я преподаю, математику, — пробурчал Глеб.
— Ну, для математика ты слишком хорошо стреляешь, мой милый принц! — поддела она его, грустно улыбнувшись.
— В Америке многие хорошо стреляют. Я даже призы брал на стрелковых состязаниях, — вспомнил он висевший на стене у Хадсона диплом какого-то охотничьего клуба. — Да и каратэ я действительно раньше занимался.
— По-моему, ты просто мне вешаешь лапшу, — приблизила к нему своё лицо Вика, как будто в потёмках хотела что-то рассмотреть.
— Ладно, если не веришь, можешь считать меня полицейским, — сказал Глеб, решив, что так девушке будет спокойней. — И от тебя я хочу только одного — чтобы ты слушалась беспрекословно. Скажу: «Замри!», значит замри! Скажу: «Тихо!», значит тихо и даже дышишь после этого через раз. И, главное, без моей команды никуда не лезешь! Понятно?!