Освобождение Келли и Кайдена
Шрифт:
– Чувствую себя точно под кайфом, – признается она, натягивая куртку.
– Значит, озорство тебе нравится, – я подначиваю ее, застегивая пуговицы рубашки.
Засовывая ногу в сапог, она пожимает плечами, а губы так и грозят улыбнуться.
– Возможно.
Я хочу сказать ей, насколько она восхитительна, но вроде бы я уже говорил. А, может, стоит повторить? Я должен говорить ей об этом намного чаще.
Но прежде, чем я успеваю, она толчком распахивает дверь, чтобы выйти.
– Готов к следующей остановке? – спрашивает она, натягивая сапог, затем встает
Я киваю, хватаю стоящий на консоли баллончик с краской, и выбираюсь из машины следом за ней. Как только мы подходим друг к другу, я беру Келли за руку, не в силах удержаться. Одно лишь ее прикосновение может согреть меня, разогнать весь холод. Ее слова обладают силой. Они не просто согревают, я от них таю.
Вот что ее слова в ресторане сделали со мной. Вот почему я сказал, что хочу с ней жить. Думаю, я всегда этого хотел, но не мог озвучить, пока сам не понял, насколько важна она для меня и насколько я важен для нее. Я мог волноваться и беспокоиться, что недостаточно хорош, но, в итоге, именно я – тот, кто ей нужен, и она заслуживает иметь то, что ей желанно. И раз она отдает мне все лучшее, то и я должен соответствовать.
– Наверное, нам следовало принести фонарики, – говорит Келли, начиная подниматься на холм, до которого не доходит свет городских огней, и нас окружает тьма.
Я лезу в карман за телефоном и провожу пальцем по экрану, чтобы включить подсветку.
– А если так? – я поворачиваю мобильный, чтобы осветить нам путь.
– Ты великолепен, – говорит она, а затем делает шаг, явно ничего не замечая в темноте.
– Осторожнее, – я хватаю ее, когда она поскальзывается на льду.
Но она продолжает скользить, а я иду за ней, шаркая ногами по льду, пока мы не доходим до основания горы, на которой когда-то сидели и даже почти поцеловались. Некоторые камни покрыты легким слоем снега, а на земле лед.
– Я не уверен, что нам стоит туда лезть в темноте, – говорю я, прижимаясь грудью к ее спине.
– Но мы уже взбирались туда в темноте, с Сетом и Люком, – возражает она, и я обвиваю ее талию руками.
– Знаю, но теперь я тебя люблю и умру, если с тобой что-нибудь случится, – я целую чувствительное местечко за ее ухом, и она вздыхает.
– Ладно, ты победил, но только потому, что привел такой прекрасный аргумент, – она присаживается на небольшой камень и смотрит вниз – на путь, который мы преодолели. – Каждый раз, когда мы приходили сюда, ты помогал мне подняться на камни. Помнишь?
Я киваю и сажусь рядом с ней, устанавливая таймер подсветки экрана телефона на максимальное значение – десять минут.
– А еще я помню все гадкие мыслишки, которые приходили мне в голову, когда я тебе помогал, – я кладу телефон у ног и пытаюсь устроиться покомфортнее, хотя холод от земли пробирает до костей.
Ее голова резко поворачивается ко мне.
– Что? Когда?
– Той ночью, когда мы впервые приехали сюда.
– Ведь ты еще встречался с Дейзи.
– Но это не значит, что меня к тебе не тянуло, – говорю я ей. – Поверь, тянуло. Очень-очень тянуло.
Она сжимает губы, будто хочет что-то сказать, но
– Что это ты напридумывала? – я провожу пальцем по внутренней части ее запястья.
Ее плечи поднимаются и опускаются, будто это тяжело.
– Ну, я никогда не понимала, чем могла тебя привлечь, ведь ты встречался с ней. В смысле, я знаю, что ты меня любишь, но я недоумевала, когда, сразу расставшись с ней, ты начал встречаться со мной. Да, знаю, что она стерва, но она... очень и очень красивая. – В моей голове зарождается тысяча возражений, но прежде, чем я успеваю их озвучить, она добавляет: – И я не напрашиваюсь на комплименты. Я знаю, что теперь ты меня любишь. Просто говорю то, о чем думала раньше, раз уж эта ночь посвящена прошлому.
Мне требуется время, чтобы вернуть себе способность говорить, потому что ее слова меня ошеломили.
– Так, прежде всего, давай кое-что проясним. Ты в тысячу раз лучше Дейзи как человек. В девушке должна быть не одна лишь стервозность. А Дейзи злая и эгоистичная. Она никогда не интересовалась моими шрамами, никогда не пыталась понять меня, как это делаешь ты, когда я чувствую себя уязвимым, а мне это нужно. Ты спасла меня, Келли, не только от отца, но и от себя – от жизни, полной страданий, и ненависти к себе. Да, знаю, что мне еще многое предстоит преодолеть, но ведь ты продолжаешь мне помогать.
– Хорошо. Я рада. Люблю помогать.
Я закрываю ладонью ее рот, заставляя молчать.
– Я не закончил, – беру в ладони ее лицо, жалею, что вокруг так темно, и не видно глаз Келли, которые я так люблю. Они отражают все эмоции, и я люблю видеть в них то, что она чувствует. – А во-вторых, ты в миллион раз красивее, чем Дейзи когда-либо станет. – Она начинает протестовать, но я ее перебиваю: – И я не только о внутренней красоте, о чем ты, разумеется, сейчас скажешь, я о том, что ты до смешного прекрасна, настолько, что иногда это кажется нереальным.
– Кайден, я ценю то, что ты мне сказал, но знаю, что это не так, – говорит она. – Я знаю, что являюсь весьма обычной, и прекрасно живу с этой мыслью.
– Ты никогда не станешь обычной, Келли. – Я так хочу, чтобы она полностью осознала мои слова. – Дейзи вся пластиковая. Накладные ногти, автозагар, обесцвеченные волосы и модные тряпки – в ней нет ничего настоящего. А ты, – я притягиваю ее лицо ближе к своему. – Ты настоящая. Начиная с веснушек и великолепных глаз до чертовски идеальных губ. Ты нестандартно красивая той красотой, которую под силу понять не каждому, потому что она необычная и первозданная – вот и все.
Она молчит, кажется, целую вечность, мягкий звук ее дыхания заполняет тишину между нами.
– Ты начинаешь превращаться в мастера слова, – мягко говорит она. – Только что застыдил писателя.
Мои губы изгибаются, но я все еще не готов улыбнуться.
– Но ты понимаешь, о чем я говорю, так ведь? Ты ведь понимаешь, насколько прекрасна и внутри, и снаружи?
Она улыбается, и я чувствую, как ее скулы поднимаются в улыбке.
– Но только если ты понимаешь, насколько мне нужен, и насколько я заслуживаю тебя.