Освобождение шпиона

Корецкий Данил Аркадьевич

— Товарищ... То есть, гражданин следователь, я пол­ковник ракетных войск, замнач Управления правитель­ственной связи... Я жертва политической конъюнкту­ры. А Блинов — животное, садист, за его спиной 12 до­казанных убийств, а он хвастал, что их значительно больше! Кто из нас мог планировать убийство? Ну, по­судите сами!

— В общем-то логично, — кивнул Воронов, достал носовой платок, деликатно приложил к носу.

Вот уже добрых сорок минут Мигунов наблюдал , как он мужественно борется с насморком и чихом. Нос по­краснел, глазй тоже, на белые поросячьи ресницы ино­гда набегает -предательская слеза. Но Воронов так ни разу и не чихнул. Браво. Кстати,

платок-то не первой свежести, это скорее даже не платок, а тряпочка для утирки носа — чистый функционал. Неудивительно, что Воронов так стыдливо деликатничает... Мигунов подумал, что Светка ни за что в жизни не отпустила бы его из дому с такой вот тряпочкой в кармане...

— Извините, гражданин следователь, вы кто по зва­нию?

— Подполковник юстиции, — с сильным прононсом ответил тот.

— Значит, вы лучше других понимаете, как трудно дослужиться до полковника! Мы с вами почти коллеги. Я тоже выполнял важную и чрезвычайно ответствен­ную работу! И когда оказалось, что тридцать лет назад на полигоне был шпион, то потребовался козел отпу­щения, и я оказался самым подходящим. Вы ведь знае­те, как сложно собирать доказательства по старым де­лам, а не найти шпиона нельзя... Вот так я и оказался на Огненном острове с маньяком Блиновым в одной каме­ре! Зачем вообще мне было его убивать?

Поросячьи глазки стрельнули в него сочувственным взглядом. Это была пусть маленькая, но победа.

— Подпишите.

Воронов подвинул ему протокол допроса, Мигунов подписал. Следователь нажал кнопку. Дверь открылась, вошел охранник.

— Можете идти.

Когда заключенного увели, Воронов собрал бумаги в свой синий планшет, уложил его в потрепанную дорож­ную сумку — портфелей, саквояжей и прочих «диплома­тов» он не признавал. И только после этого с наслажде­нием высморкался. Простыл он, видимо, по дороге в колонию - в машине продуло. Больше негде. А чего, спрашивается, было туда, ехать? Убийство! Убийство!! Ну, убийство. Только надо оценивать все обстоятельст­ва, в совокупности. Таких дурацких дел ему еще рассле­довать не приходилось. Дадут этому Мигунову десять лет - и что? Добавят их к «пожизненке»? Тем более что, скорей всего, здесь действительно самооборона. Все- таки полковник ракетных войск и маньяк-убийца... Яс­но, кто первый начал! Хотя...

Сам Мигунов, виновник этой бессмысленной суеты, чувствует себя прекрасно и, похоже, вполне доволен жизнью. У него сейчас отпуск, каникулы, настоящие Карибы. Убил маньяка и нежится в свое удовольствие в обычных условиях содержания... Это тебе не особый режим!

Может, для этого и убил?!

Да нет, вряд ли... Неподготовленный человек не спо­собен совершить убийство, чтобы улучшить условия со­держания на пару месяцев...

Воронов надел старую, выношенную куртку, замотал горло шарфом.

Хотя, может, все не так просто. Эмоции — плохой подсказчик, даже в таких делах, где все, казалось бы, яснее ясного. Это Воронов знал хорошо. Он, с его вес­нушчатым добродушным лицом, тихий, немного неук­люжий — был одним из опытнейших следователей. Под редеющей рыжей шевелюрой прятался цепкий и ясный ум. Слишком ясный... как бы даже прямолинейный. Так считали некоторые его коллеги. Да, Воронов не брал взяток, не взирал на лица и в работе руководство­вался принципом dura lex, sed lex:закон суров, но это — закон. Он умел быть жестким — когда надо. Нередко шел против течения - когда считал это нужным.

Все это как-то не вязалось с его внешностью тюфяка и порой вызывало у окружающих чувство удивления. А также

подозрения в двойственности его натуры, в ка­кой-то вопиющей неискренности. Что, как ни парадок­сально, имело под собой основания: Воронов и был тю­фяком... но только за пределами круга своих професси­ональных обязанностей.

Впрочем, он тоже ошибался, сомневался и пережи­вал. И в последнее время все чаще и чаще. Недавно ему исполнилось тридцать четыре. Вместе с женой они сни­мали полдома в частном секторе на окраине — ни газа, ни водопровода, туалет на улице. Хотя большинство его коллег давдо обзавелись собственным жильем в центре Заозерска, в благоустроенных многоэтажках, а некото­рые даже отстроили себе многоуровневые коттеджи. Его дочь ходила в школу и из школы пешком через пу­стырь, а сам он ездил на работу в переполненном авто­бусе — в то время как коллеги разъезжали на новеньких «японках», а их дети смотрели мультики на установлен­ных в салоне DVD-плеерах, чтобы скрасить скучную дорогу.

Воронов приходил к мысли, что, пожалуй, стоит на каком-то важном жизненном распутье. Всю жизнь он шел по «главной» дороге, соблюдал сигналы светофора, не спрямлял и не подрезал. Но попал куда-то не туда. Возможно, он просто немного не доехал до нужной точки, где его ожидает заслуженная награда и решение всех жизненных проблем. Возможно и другое: до точки он все-таки доехал (или дошел). Только это совсем не та точка.

...На выходе из СИЗО, как обычно, дежурила стайка активистов «Неспящих». Две девчонки и парень с ду­рацким плакатиком, где был изображен будильник и надпись — «Не спи, Россия!».

Увидев Воронова, молодые люди повернулись к не­му, парень помахал плакатиком, одна из девчонок как- то неуверенно крикнула:

— Свободу Мигунову!

После чего все трое рассмеялись. Смеялись искрен­не, от души, потому что — смешно, в самом деле. И глу­по. Для них это была игра, а Мигунов — разменная фишка в этой игре. Вполне могла быть другая — им, в принципе, все равно.

Воронов прошел мимо, направляясь к остановке. Он не понимал, кому нужны эти пикеты, акции, весь этот психологический прессинг. Это, конечно, воздействует на руководство СИЗО, они закрывают глаза и на пике­ты, и на передачи, лишь бы не обострять ситуацию и не попадать в центр скандала.

А его, Воронова, подобная возня только раздражает. Заставляет думать о Мйгунове не как о человеке слу­чайно попавшем в жернова судейской машины, а как о действительно опасном преступнике, за спиной кото­рого стоит мощная и наглая сила. Но что это за сила?

Мигунов явно не был неискоренимым преступни­ком, Воронов это ясно видел. Ему приходилось общать­ся со многими убийцами и насильниками, людьми пси­хически здоровыми, но абсолютно как бы... тупыми ду­шевно. Страшными людьми. Опустить топор на чью-то голову - не вопрос, единственным препятствием для них здесь служит не закон, не угроза наказания, а одна лишь природная лень. Мигунов, несмотря на свой по­жизненный срок, был совсем другим. Вполне возмож­но, он и в самом деле только защищался...

— Простите, Виталий Дмитриевич.

Он поднял голову. Рядом с ним, шаг в шаг, шла стильно одетая длинноногая девушка из той породы стильных и длинноногих, которых в Заозерске можно увидеть разве что в рекламе по телевизору. То есть, явно столичная штучка.

— Не успела вас застать в изоляторе, Виталий Дмит­риевич! — объявила она с радостной улыбкой, словно ей за это полагался, как минимум, орден.

— Простите. Я - Женя Курляндская, журналист из «Свободной Европы». Я звонила вам сегодня утром, помните?