Освобождение шпиона

Корецкий Данил Аркадьевич

Он посмотрел Лешему в глаза. Даже у опытного диг­гера по Спине пробежали мурашки. Между веками не было белка, не было радужки, не было зрачка — ничего не было из того, что должно там быть. Только глубоко внутри, за прозрачной белесой пленкой, если присмот­реться, виднелось что-то, напоминающее кровеносные сосуды. Возможно, это был мозг...

От такой догадки Леший содрогнулся.

— Я ведь на самом деле не знаю, что у вас наверху творится... И никогда не узнаю, наверное. Товарищ

Бруно много говорил, только мне кажется, он как бы не совсем...

Башмакин замолчал на некоторое время.

— Ты, майор, хороший

мужик, порядочный. Зря не болтаешь, в подразделении у тебя порядок, и человеч­ный... Ты ведь единственный меня по имени-отчеству назвал, уважительно. Я чувствую, на тебя можно поло­житься... Ты особо на «третий склад» внимание обрати. Чтобы не разворовали там все...

— А что за книги? Старинные, говоришь?
– пере­спросил Леший. Сердце его ёкнуло.

— Да. Очень старинные. Только я не смог прочитать, ничего не*понятно. Не по-нашему написано... Я не знаю, откуда они все это взяли. Это не их. Они же...

Башмакин мучительно сглотнул.

— Они совсем дикие, идолопоклонники... Я ходил к ним, видел их главного, он водил меня на какое-то под­земное кладбище... Оказалось, что они мне поклоняют­ся, я у них что-то вроде божка. Они идола вырезали, на меня похожего, и жертвы ему приносят. Такие безобра­зия творят, а меня и не спросили...

Вот оно что! Теперь Леший понял, что означали пента­граммы, вырезанные на столбах опор и на лбу у деревян­ного истукана. И что теперь у него есть шанс доказать не­причастность Пули и ее приятелей к «делу сатанистов».

— Вот что, Иван Степанович, — задушевно сказал он. — Все у вас будет хорошо, не берите ничего в голову. Вы еще долго будете жить. Вы сейчас не просто солдат-герой, вы еще ценный свидетель. Так что держитесь, понятно?

— А чего не понять-то?
– через силу улыбнулся Баш­макин. — Мне и самому пожить еще охота. Увидеть хо­чу, все увидеть. И картошки жареной... У вас еще жарят картошку-то?

— Еще как жарят, - уверил его Леший.
– И даже с са­лом.

— Только про «третий склад» не забудь, - снова на­помнил старик. — Он с самого начала пустой. Но запи­рался на три замка, да под печать... И считался самым ценным, хотя я туда ценности гораздо позже загрузил. И за кирпичами этими спрятал.

— А кирпичи сразу были?
– поинтересовался Леший.

Башмакин кивнул.

— Сразу. Они вдоль правой стенки лежали, штабе­лем. Желтые такие, тяжелые... Я их потом в черный цвет выкрасил, чтобы внимания к тайнику не привле­кать...

Лешего будто молния ударила.

— Иван Степанович, а это не золотые слитки?!

Башмакин обессилено хихикнул.

— Золотые кольца бывают, браслеты, оказалось, даже дубинки... А вот кирпичей золотых я отродясь не виды­вал...

— Ладно, разберемся! — Леший вскочил.

Неужели он нашел Хранилище? Хотелось развер­нуться и двинуться в обратный путь, чтобы проверить догадку. Но это было нереально. Даже его бойцы не дойдут.

— Заканчиваем привал!
– скомандовал он.
– Иван Степанович, вы как, отдохнули?

— Да если тихонько топать и по веревкам не лазить, то все нормально будет, - с преувеличенной бодростью отозвался Башмакин.
– Дойду, силенок хватит!

* * *

Рядовой Башмакин скончался в реанимационном отделении спецбольницы ФСБ через два часа сорок ми­нут после подъема на поверхность. Он так и не смог увидеть новую Москву — врачи еще в бункере надели

ему светонепроницаемую повязку на глаза, чтобы убе­речь сетчатку от дневного света. Лицо его покрылось сеткой глубоких морщин, кожа на щеках и шее обвис­ла, голос прерывался. Он еще говорил и мог передви­гаться, хотя каждое движение, похоже, причиняло ему сильнейшую боль.

На выходе из бункера группу встречали Евсеев с Столбцовым, и с десяток любопытных сотрудников — новость о «подземном долгожителе» быстро разнеслась по Лубянке.

Башмакина сразу погрузили в реанимобиль и отвез­ли в стационар. Но тамошние светила только развели руками: у него не было выявлено какого-то конкретно­го заболевания, просто организм оказался предельно изношен, а от старости лекарств пока что, увы! — не придумали. '

— Это очень важный свидетель по делу государствен­ной важности, - сказал Леший главному врачу — солид­ному пожи&тому мужчине с копной седых волос, как у композитора. — Поставьте его на ноги! Несколько часов назад на глубине двести метров он прыгал, как моло­дой! Пулемет ДШК нес, автоматы...

Но тот лишь плечами пожал.

— Очевидно, он держался на стимуляторах. Другого объяснения нет и быть не может.

— Да, точно! — вспомнил Леший. — Он говорил что- то про «сталинские пилюли», которые и здоровье дают, и силы, и вечную молодость...

Главврач печально улыбнулся.

— Вечную молодость давал только эликсир Мефи­стофеля. А «сталинские таблетки»... Была такая закрытая разработка в конце сороковых — начале пя­тидесятых... Но они действовали в определенных условиях, при экстремальных нагрузках на организм, нейтрализуя агрессивные условия враждебной среды. Их испытывали на полярниках, проходчиках особо глубоких и опасных шахт, на урановых рудниках. И действительно получали удивительные результа­ты. Но на короткое время. Зато потом, когда объект выводили из экстремальных условий, начинал­ся стремительный «откат», который в короткое время восстанавливал, так сказать, «статус кво», да еще усиливал негативные последствия... Поэтому «ста­линские таблетки» так и остались засекреченным экспериментом, в серийное производство они не по­шли...

— Зря! — сказал Леший. — Башмакин благодаря им продержался пятьдесят четыре года и выполнил постав­ленную задачу... Разве это «короткое время»?

— Да что вы говорите?! — оживился главврач. — Этот уникальный эксперимент меняет дело коренным обра­зом! Может быть, написать рапорт о возвращении к давнему проекту...
– Но тут же махнул рукой.
– Вряд ли сейчас это кого-то заинтересует. Да и ничего не оста­лось. Все записи, формулы, наработки наверняка унич­тожили еще полвека назад...

— Так чем можно поддержать старого солдата? — вер­нулся Леший к интересующей его теме.

Главврач покачал головой.

— Медицина тут бессильна. Последствия необра­тимы. Организм рушится буквально на глазах. Толь­ко если Мефистофель... Но вряд ли вы ему дозвони­тесь.

А сам Башмакин чувствовал себя наверху блажен­ства. Он ехал по Москве, по широченным ули­цам, сплошь застроенным знаменитыми сталински­ми «высотками», только хрустальными, в черном открытом «ЗИСе», рядом с самим генералиссиму­сом товарищем Сталиным. Вдоль дороги стояли тол­пы сытого и довольного народа — мужчины все в новых макинтошах и шляпах, женщины - в крепде­шиновых платьях, с флагами, кричали «ура!», броса­ли цветы.