Освобождение шпиона
Шрифт:
К тому же Г он был Перестраховщиком. Если бы кто-то предложил произвести следственное действие с Мигуновым на Северном полюсе, он бы счел это оптимальным вариантом.
— Места-то много, - принялся объяснять Воронов. — Только свободного нету. Все камеры набиты под завязку, и изолятор, и санчасть...
— Да... Только смотри аккуратно! А то пожалуется — правозащитники такой шум поднимут!
— А чего ему жаловаться? В нашем СИЗО лучше, чем на Огненном. Там даже плесень не растет, все чахнет на корню... Это мне жаловаться надо^у меня
— Да ты что? — на лице Пурыгина появился интерес. — А откуда у тебя дровяной сарай?
— Я ж дровами топлю, - сказал Воронов. — У меня центрального нет, дрова каждое лето заказываем. А в октябре с утречка колун в руки — и пошел махать...
— Экзотика, однако! — сказал Пурыгин. — А вот я свою старуху давно нигде не подстерегаю. Как-то даже в голову не приходит. И квартира двухкомнатная, и сын в Иркутск съехал... Зато она меня стережет — будь здоров! После получки, в рюмочной на проспекте... Подстережет, в охапку — и домой!
Пурыгин подмигнул. Воронов вежливо улыбнулся в ответ. Кажется, острые углы удалось обойти. Они вежливо распрощались.
Когда он уходил, Максимыч курил на крыльце, это было очень кстати. Воронов сам повесил все ключи на щит, вернул на место оригинал от черного хода.
— До завтра, Максимыч! — похлопал он вахтера по плечу.
– Я ключи повесил.
— A-а, ладно! Можно было просто бросить на стол! — отмахнулся вахтер.
Воронов медленно пошел по улице. Подготовительные работы завершены. Остались только детали...
Он пешком дошел до СИЗО, заполнил вызов на Мигунова. Тот появился в комнате для допросов спокойный, уверенный в себе, как будто утром ему предстояло отправиться в обычную увеселительную поездку. Воронов составил дополнительный протокол допроса: как начался конфликт, как проходила драка, как душил, как задушил...
О главном говорили очень тихо - из коридора не услышишь.
— Значит так, одежду снимешь с понятого, слева в дальнем углу белая дверь на пожарный выход, она будет не заперта. В серванте, в пустом стакане — ключ от нижней двери на улицу. Замок открывается легко, я проверил.
— Хорошо, — сказал Мигунов просто.
— Пистолет я заткну за пояс сзади, чтобы легко выхватить. Сразу скомандуешь: «Всем на пол!» Потом свяжешь скотчем — я его оставлю на видном месте. Только аккуратное, без лишней грубости...
— Конечно.
— Все остальное мы уже оговорили.
— Да, — кивнул Мигунов.
Воронов смотрел на него, прислушиваясь к своим странным ощущениям. Похоже было, они как-то незаметно поменялись ролями — следователь и обвиняемый. Мигунов на подъеме: его ждет свобода, которая перевешивает риск неудачи, да и вообще — перевешивает все. А Воронов наоборот — начал ощущать страх, его одолевали дурные предчувствия. Получалось, что один из них отдавал другому свободу, а взамен получал несвободу и тяжелое бремя
— Да, снимешь с кого-нибудь часы, — напомнил он.
– Вам нужно будет следить за временем. Важно, чтобы все шло по плану, секунда в секунду...
— А у вас какие? — спросил Мигунов. — «Ролекс»? «Сейко»? Я бы вернул потом обязательно, слово офицера.
Воронову показалось, что он издевается.
— Какой, в заднице, «Ролекс»? У меня «Восток», обычные...
Он показал свои часы. Мигунов удивленно приподнял брови, словно вместо часов ему подсунули древнюю астролябию.
— Н-да... Но ничего, - сказал он. — Только подведите их с утра, не забудьте.
Воронов спрятал руку за спину.
Спал он плохо - мучали кошмары, часто просыпался и когда прозвонил будильник, еле оторвался от подушки. Есть не хотелось, напротив, то и дело подкатывала тошнота.
Ирка возилась на кухне и, как всегда, опаздывапа с завтраком, Улька сонной тенью бродила по дому с зубной щеткой во рту и ныла, что у нее болит живот. Когда она узнала, что в школу ее сегодня никто провожать не станет, она села и расплакалась.
— Прекрати сейчас же! — крикнул Воронов. — Остальные дети ходят сами, и ты пойдешь! А то вообразила себя неизвестно кем! Гений чистой красоты, тоже мне!
— Чего ты взъелся-то на нее? — окрысилась Ира. — Вы все последнее время ходили вместе в школу, вот она и...
— У меня сегодня важная операция! — оборвал он жену. — Мне нельзя опаздывать, понимаешь ты или нет?!
Ирка посмотрела на него долгим выразительным взглядом и скрылась в кухне.
— Ребенок, может, заболел просто!
– сказала она оттуда. — А ты кричишь на нее!
— Тогда пусть сидит дома, раз заболел!
Обрадовавшись поводу не дожидаться завтрака, он
оделся и выбежал на улицу. Сильно колотилось сердце, болела голова, его бил озноб. Он понимал, что все от нервов, и по дороге в управление тщетно пытался успокоиться. Тщетно! Внутри кипела злоба на всех и вся: Улька, Ирка, Мигунов... Маргарита. Нет, Маргарита здесь ни при чем! Она его понимает. А все другие не хотят понять, чего ему стоит то, что он должен сделать! Тот же Мигунов... Ему все до лампочки, все уже продумано и подготовлено, остается только выполнить инструкции - и он свободен! А кто подготовил операцию? Кто рискует больше всех? Кто остается на растерзание внутренних расследований? Все он, все он один, Воронов тут, Воронов там!
На входе он что-то буркнул Максимычу в ответ на ежеутреннее приветствие. Едва зайдя в кабинет, позвонил в СИЗО, дежурному. На часах было 8-20.
— Ну что, Мигунова моего уже забрали?
— Да нет, — ответил тот. — Приехали какие-то менты с вашим предписанием, но я не могу выдать нм пожизненно осужденного. Таких перевозят в особом порядке, в специальном транспорте... Так что ждем начальника, как он решит...
Воронов побелел от ярости. Но сдерживался и говорил спокойно.