Освобождение

Magnus Kervalen

– Это было в седой древности, и это был всего один – один, Нэвэри! – зинтак, – возразил Вард. – Те, что запустили взрыв на заводе, не зинтаки.

Вард и Неверика посмотрели друг на друга. Никто из них не произнес ни слова, но оба поняли, что это значит – для Зинты, для них самих.

– Вершина уже давно говорит о войне с Державой, – упавшим голосом сказал Вард.

– Ты донесешь о своих подозрениях?

– Я обязан доносить о любых подозрениях.

Надолго воцарилась тишина.

– Тебе не придется справляться с державцами в одиночку, – нарушила молчание Неверика. – Столица пришлет нам помощь. Больше солдат, может,

больше направителей… – она хотела утешить, но сразу же осознала, что сделала еще хуже.

– Я боюсь, Нэвэри, – прошептал Вард. – Я как будто в осаде. Я зинтак для добровольцев – и пермэри, чужак, для зинтаков. Я чувствую себя самозванцем. Как будто занял чужое место, захватил то, что было предназначено не для меня, и теперь вынужден каждый день, каждую минуту притворяться кем-то другим. И что в конце концов моя ложь откроется… Я знаю, не мое дело сомневаться в решениях Вершины. Но я не понимаю, почему он отдал в мое распоряжение целую страну. Я же до последнего… Я до последнего не подозревал, что он для меня готовит. И мне сейчас кажется… – Вард оборвал свою мысль. – У меня опять это случилось. Утром на заводе. Воспоминание о том покушении.

Неверика привлекла его к себе.

– Ты бы все-таки поговорил с нашей Восстановительницей Счастья. Совершенно необязательно рассказывать ей всё.

Вард покачал головой.

– Это просто воспоминание. Такого уже давно не было, – он потрогал кончиком пальца желто-фиолетовый аметрин в ожерелье Неверики. – Я кое-что нашел в горе на заводе. Кулон. Странный…

– Что может быть странного в кулоне? – Неверика отстранила Варда за плечи и с беспокойством вгляделась в его лицо. – Скажи мне, что ты не снял его с мертвеца, – сказала она с абсолютно серьезной миной, но как только губы Варда тронула улыбка, Неверика не выдержала и прыснула сама.

– Нехорошо шутить над этим, – поспешно сказал Вард. – Ты не видела… Эти люди, эти бедные, ни в чем не повинные люди умирали так… страшно, Нэвэри. Они так кричали… Я до сих пор слышу… Им было нечем кричать, но они все равно кричали…

Неверика чуть встряхнула его за плечи.

– Кулон. Мы говорили о кулоне, помнишь? Живо показывай! Ты же знаешь, я человек искусства, мне положено сходить с ума по украшениям.

Усилием воли Вард отогнал от себя воспоминания о взрыве. Он протянул Неверике шкатулку и, сделав глубокий вдох, открыл крышку. Неверика ахнула.

– Как красиво, – прошептала она.

– Красиво? Тебе не кажется, что это… странно? – на этот раз Варду не пришлось бороться с тошнотой, но ему по-прежнему было неприятно, почти до боли, смотреть на форму, обхватывающую искристо-фиолетовую пирамидку.

Неверика вытащила кулон из шкатулки и положила себе на ладонь, чтобы рассмотреть получше.

– Это как… глаз, – пробормотала она, проводя пальцем по зинитной оправе. – Как зрачок. Или как сердцевина цветка… Или яичный желток. Но только… край, или края… без середины, – она подняла кулон за цепочку. Пирамидка закачалась, вспыхивая мириадами искорок. – Это же ндар, верно? Ваш зинтакский камень?

Вард положил подбородок Неверике на плечо.

– Ты когда-нибудь видела, чтобы люди создавали нечто подобное? Ведь зинит, – он коснулся зинитной оправы, – не мог принять такую форму сам по себе. Эту форму придал ему тот, кто изготовил этот кулон. Кем бы он ни был…

– О, конечно же, он был зинтаком, – убежденно заявила Неверика. –

Имя этого камня в самом имени вашей страны, так? И я до сих пор вижу на улицах женщин с серьгами и браслетами из ндара. Наверняка это какой-то зинтакский… амулет или что-то в подобном роде, – Неверика накинула цепочку на шею Варду. – Тебе идет.

Первым порывом Варда было скинуть ее с себя, но как только он коснулся кулона, желание исчезло. Он сжал в руке прохладный камень. На мгновение ему показалось, что пирамидка едва заметно пульсирует в ладони – Вард отдернул руку.

– Если бы я была зинтачкой, я бы сказала, что это добрая примета – найти старинный зинтакский амулет в Зинитных горах. Значит, Зинта принимает тебя за своего, – проговорила Неверика с комичной торжественностью.

– Если бы я не знал тебя, добруга Культсоветница, я бы сказал, что твое увлечение местной культурой непозволительно для доброволки и заведующей ДКО.

Неверика смерила его насмешливым взглядом.

– Ах, умоляю, добруг Замвершина, не доноси на меня Хранителям Счастья! – заломила она руки.

Ее блестящие черные глаза смеялись, но Вард почувствовал, что Неверика сердится.

– Я вовсе не хотел обидеть, – сказал он примирительно, – но задача представителей ДОСЛ – нести передовые добровольские идеи народам, недавно примкнувшим к Объединению, а не погрязать в туземных традициях, давно отживших свое. Нэвэри, – Вард нерешительно прикоснулся к ее руке, – я просто за тебя волнуюсь.

– Что, думаешь, Ксамоктлан самолично примчится в Зинту, чтобы наказать меня за неподобающий интерес к культуре покоренного народа? – наморщила Неверика свой длинный тонкий нос. – Брось, Вэри. У Ксама и без меня есть кого хватать и допрашивать. Не веришь же ты, что все это время он сидел без дела и томился от неразделенной любви?

– Не хочу, чтобы он опять тебе навредил, – тихо сказал Вард.

Неверика встала, одарив его ослепительной улыбкой.

– С такими всемогущими покровителями в высших кругах – мне ничто не грозит, – она склонилась над Вардом, взяла в ладони его лицо. – Скажи-ка, представитель ДОСЛ, образец для подражания всех зинтакских добровольцев, – когда ты прекратишь отказываться от моих работниц и работников? Я говорю совершенно серьезно, Вэри. Воздержание опасно для здоровья, как физического, так и душевного. И сколько мне еще врать в отчетах для столицы?

Вард еще не успел придумать оправдание, как Неверика уже его отпустила.

– Что же мне с тобой делать?.. – покачала она головой. – Отдыхай, Вэри. Попей чаю… Скоро пришлю тебе ужин. Полагаю, сегодня ты с полным правом можешь поесть в нездоровом одиночестве, – она чмокнула его в лоб, стерла большим пальцем след от помады и вышла, качнув подолом своего платья-трапеции. В комнате остался пряный запах ее духов.

Вард откинулся на мягкое изголовье кушетки. Прошло время, прежде чем он осознал, что все еще изображает улыбку, которую натянул на себя ради Неверики. Вард с силой провел ладонями по лицу. Неверика о нем беспокоится. Он не хотел, чтобы она беспокоилась. Не стоило рассказывать о приступе, что случился с ним сегодня во время взрыва – воспоминаниях о том, другом взрыве, изменившем всё. Неверика – единственный человек, с которым Вард мог говорить откровенно… и все же нет, с ней тем более нельзя говорить откровенно. Ради нее самой, ради ее собственного душевного покоя. Пусть Неверика думает, что с ним все в порядке.