Освобожденный Эдем.
Шрифт:
Примером интравертных цивилизаций могут служить культуры Китая, Индии и Японии (по крайней мере до «эпохи Мэйдзи», когда Япония начала инсталлировать в национальный менталитет европейскую трансценденцию), культуры Вьетнама, Кореи, Монголии и некоторых других стран.
Причем для разделения трансценденций имеются веские основания. Разные трансценденции выражают собой разные стороны человеческого сознания. В психике человека одновременно присутствует и коллективное восприятие мира, когда человек практически не осознает своего индивидуального бытия и потому полностью включен в «коллективное бессознательное» (такой тип сознания присущ племенному, первобытному социуму), и наряду с этим — личное восприятие мира, когда человек полностью или частично осознает свое конкретное, неповторимое
Расхождение обоих типов сознания, как впрочем и связанное с ними расхождение «двух времен», проявлялось, по-видимому, довольно давно, но цивилизационно начало оформляться лишь в VII–VI вв. до нашей эры, в период, который можно смело назвать «эпохой пророков», потому что тогда в разных регионах Земли практически одновременно, что уже само по себе представляет одну из величайших загадок истории, появились Конфуций и Лао-Цзы в Китае, Заратустра в Средней Азии и Будда в Индии, а правитель Древних Афин Клисфен, пришедший к власти в результате народных волнений, впервые в мире заложил основы демократического правления.
Конфуцианство, даосизм и буддизм, гармонизирующие вселенную за счет подчинения человека текущей реальности, образовали «восточную» (внутреннюю) трансценденцию, основанную на коллективном сознании, и, соответственно, привели к появлению социумов коллективистского (тотального) типа. Государственные интересы в таких социумах всегда преобладают над личными, а человек рассматривается лишь как средство для достижения незыблемой социальной гармонии.
С другой стороны, зороастризм, в котором появились первые представления о линейном времени, как впрочем и об индивидуальном человеческом выборе и личной ответственности вообще, и перешедшие оттуда в христианскую парадигму, соединившись с греческими представлениями о демократии, породил западную (внешнюю)трансценденцию, где гармонизация человека с реальностью достигалась, напротив, за счет подчинения реальности человеку. Это в последствии привело к появлению социумов индивидуалистского (либерального) типа, где права личности ставились выше прав государства, а последующая распаковка этого базисного конструкта породила и структуры демократии, и динамику свободного рынка.
Вместе с тем, экстравертные и интравертные цивилизации вовсе не представляют собой полностью разобщенные, несовпадающие друг с другом ветви эволюции общества. Европейская (западная) трансценденция вполне совместима с государством «тотального типа». Это ярко продемонстрировали мессианские империи Третьего Рейха и СССР, а также недолговечная империя Восходящего солнца, разбуженная именно европейской доктриной развития и прогресса. Локальные цивилизации, как уже говорилось, лишь социализируют разные грани единой человеческой психики, и потому все существующее ныне многообразие больших и малых культур расположено между этими двумя крайними цивилизационными состояниями.
Другое дело, что западная трансценденция социализировалась значительно быстрей, чем восточная. Представление о прогрессе, рождаемое сюжетным временем, в свою очередь порождало сопряжение технических инноваций. В результате они не оставались разрозненно-изолированными, как в восточных культурах, а непрерывно конвергировались европейским сознанием в новое цивилизационное качество.
Китайцы, как известно, изобрели компас почти на тысячу лет раньше, чем он появился в Европе, порох они использовали для устройства праздничных фейерверков задолго до открытия его в XIV веке Бертольдом Шварцем, также очень давно овладели плавкой металлов и составлением карт, а китайские многопалубные корабли, по свидетельству некоторых историков, уже на заре нашей эры могли принимать на борт по тысяче и более человек. Фантастические показатели по сравнению с первыми европейскими морскими судами. И тем не менее, эти дополняющие друг друга технические инновации не были своевременно совмещены, и потому не китайские «клыки» и «драконы» начали географическое освоение мира, а утлые каравеллы Колумба, Магеллана, Писсаро, Васко да Гамы, несущие артиллерию, неизвестную народам Южных морей. Не Китай и не Япония проникли в Северную Америку, до которой им, кстати, плыть было нисколько не труднее, чем из Европы, а английские, французские, голландские и немецкие эмигранты приступили
В исторически короткий период Европа колонизировала не только Северную Америку, где ей противостояли слабые в техническом отношении, разрозненные индейские племена, но и Южную Америку, сокрушив могучие империи ацтеков и инков, большую часть Юго-Восточной Азии, включая Индию, почти всю Африку, Ближний Восток и образовала жизнеспособные поселения даже в далекой Австралии.
Эта грандиозная по своим масштабам экспансия представляла собой материализацию специфически европейского «сюжетного» времени. Именно она, выраженная технологически, вывела сначала Европу, а потом и Соединенные Штаты в число лидирующих индустриальных держав, сделала мировую историю по преимуществу европейской и обеспечила опережающее развитие всего христианского цивилизационного ареала.
Не затрагивая сейчас политического измерения данной проблемы, не касаясь ее нравственных или социальных аспектов, можно заметить, что такое опережающее развитие западной цивилизации, ее более быстрое по сравнению с цивилизациями Востока (а ныне — и Юга) прохождение по ступеням прогресса, позволяет рассматривать «западный путь» как своего рода модельный во всемирной истории, как этапы филогенеза, общие для всего человечества.
Попытки постичь внутренние законы истории, выделить в хаосе бытия некую логику предпринимались с давних времен. Теорий исторического процесса существует неисчислимое множество. История понималась и как непрерывное нисхождение от совершенного Золотого века к нашему времени (Гесиод, Сенека, Флоренский), и как чередование циклов, которые постоянно сменяют друг друга (Платон, Аристотель, Полибий, Вико), и как линейное продвижение к будущему, основанное на достижениях науки и техники (Европейское Просвещение), и как последовательность особых общественно-экономических состояний, стремящихся к идеалу (марксизм), и как движение вверх по сужающейся спирали (Гегель), и как стягивание, конвергенция всего и вся в единую точку, которая есть бог (Тейяр де Шарден), и как «сумма цивилизаций», переживающих одни и те же стадии возникновения и упадка (Шпенглер, Тойнби), и как взрывы пассионарности, связанные с активностью Солнца (Л. Гумилев).
По сути, это все были описательные концепты, разные фенотипические отражения более глубоких закономерностей. Генетику исторического развития они не затрагивали.
Самые примерные очертания таинственного механизма начали прорисовывать лишь с середины ХХ века, когда был прояснен ряд важных моментов, легших в фундамент последующих теоретических построений.
Прежде всего был осознан векторный характер истории. В свете современных воззрений о происхождении и развитии нашей Вселенной история предстает уже не как хаос случайных событий и фактов, не как кластер пульсаций, которые спонтанно вспыхивают и угасают, не как толща наслаивающихся друг на друга однообразных повторов, а как длительный закономерный процесс, неуклонно разворачивающийся из прошлого в будущее. Собственно, о направленности времени говорил еще Ньютон, считавший, правда, этот факт данностью, не требующей доказательств. Однако лишь понимание принципиальной необратимости процессов развития позволило английскому астрофизику Стивену Хокингу, выражая проблему метафорически, написать о существовании трех «стрел времени». Во-первых, это стрела термодинамическая: направление времени, в котором возрастает беспорядок, то есть увеличивается энтропия. Во-вторых, это стрела психологическая: направление времени, в котором мы помним прошлое, а не будущее. И в-третьих, это стрела космологическая: направление времени, в котором Вселенная расширяется, а не сжимается4.
Векторность истории, впрочем, не означает возрождение «жесткого детерминизма», рассматривающего историческую механику как однозначное, последовательное сцепление причин и следствий. Это, скорее, обобщенная, суммарная векторность, выводящая за скобки «квантовые эффекты» (неопределенность) социального мира.
Векторность также не означает возрождение телеологии. Наличие у истории направления вовсе не влечет за собой обязательного признания цели. История вполне может быть направлена «в никуда», и представление о цели ее — лишь эхо «взгляда из бесконечности».